— Может, он молится темному человеку, — небрежно бросил Лео, и Ларри вздрогнул словно от удара током. Лео не о заметил. Он теперь кидал шарик на мостовую, давал ему стукнуться о кирпичную стену, мимо которой они проходили, и только потом ловил… „
— Ты правда так думаешь? — спросил Ларри, стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно.
— Не знаю. Но он не такой, как мы. Он все время улыбается. Но я думаю, у него внутри могут быть червяки, которые заставляют его улыбаться. Такие большие белые черви, и они едят его мозги. Как личинки.
— Джо… Я хочу сказать, Лео…
Глаза Лео, темные, с китайским разрезом, какие-то невидящие, неожиданно прояснились. Он улыбнулся.
— Смотри, вон Дайна. Она мне нравится. Эй, Дайна! — крикнул он и замахал руками. — Ты не нашла жвачки?
Дайна, смазывающая маслом цепь тонкого как паутинка, десятискоростного велосипеда, обернулась с улыбкой. Она полезла в карман рубашки и вытащила веером пять пластинок „Джуси фрут“, С радостным смехом, зажав в руке шарик для пинг-понга, Лео кинулся к ней, оставив Ларри молча смотреть ему вслед. Длинные волосы мальчика развевались от бега. Эта мысль про белых червяков за улыбкой Гарольда… Откуда у Джо
Это чертовски пугало.
Ларри сдвинулся с места и направился туда, где Дайна делилась с Лео жевательной резинкой.
В полдень того же дня Стю отыскал Фрэнни в маленьком дворике позади их дома, где она стирала. Она налила воды в низенькое корыто, сыпанула туда полкоробки порошка „Тайд“ и стала тереть белье щеткой, пока пенистая вода не помутнела. Она сомневалась, что делает все верно, но черта с два попрется она к Матушке Абагейл выставлять напоказ свое невежество. Она бухнула одежду в ледяную воду, а потом с мрачной решимостью прыгнула в корыто и принялась месить белье ногами, как сицилийцы давят виноград.
Она обернулась и увидела своего мужчину, стоявшего возле калитки во дворике наблюдавшего за ней с восхищением. Слегка запыхавшись, Фрэнни остановилась.
— Ха-ха, очень смешно. И давно ты тут стоишь, умник?
— Пару минут. А как ты это называешь? Брачный танец дикой утки?
— Очень смешно, ха-ха. — Она окинула его холодным взглядом. — Еще одно подобное замечание, и ты будешь ночевать на кушетке или на горе Флагстафф со своим дружком Гленом Бейтманом.
— Слушай, я вовсе не хотел…
— Здесь, между прочим, и ваша одежда тоже, мистер Стюарт Редман. Ты можешь считаться Отцом-Основателем и все такое, но тем не менее и ты порой оставляешь пятна на своих подштанниках.
Стю ухмыльнулся, его ухмылка стала шире, и в конце концов он рассмеялся.
— Это грубо, родная.
— Я сейчас не очень настроена деликатничать.
— Ладно, выскочи-ка на минутку. Мне нужно потолковать с тобой.
Она была рада передышке, хотя ей и придется вымыть ноги, прежде чем снова залезть в корыто. Сердце ее билось учащенно, но не ликующе, а скорее устало, словно добротный механизм, который неправильно использовал кто-то лишенный здравого смысла. „Если моей прапрапрабабке приходилось делать это таким способом, — подумала Фрэн, — может, она имела право на ту комнату, которая впоследствии стала драгоценной гостиной моей матери. Может, она рассматривала ее как плату за каторжный труд или что-то в этом роде“.
Она взглянула на свои щиколотки и ступни с какой-то растерянностью. На них еще оставались клочья мыльной пены. Она с отвращением вытерла их.
— Когда моя жена стирала вручную, — сказал Стю, — она пользовалась… как же это называлось? По-моему, теркой или… стиральной доской. Помню, у моей матери их было целых три.
— Я знаю, — раздраженно произнесла Фрэнни. — Мы с Джун Бринкмейер исходили половину Боулдера в поисках таких. Но не нашли ни одной. Технология снова наносит удар.
Он опять улыбался.
Фрэнни уперла руки в бока.
— Ты что, издеваешься надо мной, Стюарт Редман?
— Никак нет, мэм. Я как раз подумал, что, кажется, знаю, где раздобыть для тебя доску. И для Джунн, если ей нужно.
— Где?