Она не знала. Строго говоря, понятия не имела.
Но от волнений никуда не денешься. Тот отпечаток в ее дневнике означал, что волноваться стоило. Потому что человек, способный украсть твой дневник и копаться в твоих мыслях, — это человек без особых принципов и лишенный всякой порядочности. Такой человек может подкрасться сзади к тому, кого ненавидит, и столкнуть его с обрыва. Или пустить в ход камень. Или нож. Или ствол.
Но Фрэн знала что. Она не знала, был ли Гарольд тем, кем она его себе представляла — пока еще не знала наверняка, — но сердцем чувствовала, что теперь для людей подобного сорта есть место на земле. Да, уж какое-нибудь место для них найдется.
Она рывком закинула на спину рюкзак и вышла из квартиры. Через три минуты она уже катила на велосипеде по залитому полуденным солнцем Бродвею к Арапахо, думая:
Однако маленький домик Гарольда стоял темный, пустой и… запертый.
Это само по себе в Боулдере выглядело странным капризом. В прежние времена, уходя, вы запирали дом, чтобы кто-нибудь не украл ваш телевизор, стерео или драгоценности жены. Теперь же теликов и магнитофонов было повсюду навалом, да и какой в них прок, если нет электроэнергии, чтобы включить их, а что касается драгоценностей, то можно в любой момент сходить в Денвер и набрать хоть целый мешок.
Взломщик из нее был никудышный. Она уже собралась уехать, когда ей пришло в голову попробовать окошки в подвале. Они торчали как раз на уровне земли, со стеклами, потемневшими от грязи. Первое же окно, которое она попыталась открыть, нехотя повернулось на шарнирах, и грязь с него посыпалась на пол подвала.
Фрэн огляделась, но вокруг было тихо. Никто, кроме Гарольда, пока не забирался в такой отдаленный район, как Арапахо. В этом тоже была какая-то странность. Гарольд мог ухмыляться так, что его физиономия чуть не трещала по швам, хлопать людей по спине и проводить все дни с ними, он с удовольствием предлагал свою помощь, когда бы его ни попросили, а порой и когда не просили, он умел нравиться людям, и никуда не денешься от того факта, что его высоко ценили в Боулдере. Но место, которое он выбрал для жительства… Это уже кое-что другое, не так ли? Это выявляло немного иной взгляд Гарольда на сообщество и свое место в нем… может быть. А может, ему просто нравились уединение и покой.
Она протиснулась в окошко, испачкав грязью блузку, и спрыгнула на пол. Теперь окно подвала очутилось на уровне ее глаз. Гимнаст из нее не лучше взломщика, и ей придется встать на что-нибудь, чтобы вылезти.
Фрэн огляделась. Подвал прежде был предназначен для шумного веселья и игр — то, о чем всегда разглагольствовал ее отец, но так никогда и не взялся исполнить, подумала она с легким налетом грусти. Стены из сучковатой сосны с вделанными в них квадрофоническими усилителями, над головой — подвесной потолок «Армстронг», большой шкаф, набитый книгами и картинками-загадками, игрушечный трек для автомобильных гонок, электрическая детская железная дорога, игра в пневматический хоккей, на которую Гарольд небрежно поставил ящик с колой. Это была явно детская комната, на ее стенах пестрели плакаты, на самом большом из которых — теперь уже старом и выцветшем — был изображен широко улыбающийся Джордж Буш, выходящий с воздетыми вверх руками из церквушки в Гарлеме. Надпись на нем большими красными буквами гласила: НЕ СТОИТ ПУТАТЬ БУГИ-ВУГИ С КОРОЛЕВСКИМ РОК-Н-РОЛЛОМ!