Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

Написано просто прекрасно. Хотя местами читать немного неловко. Ведь там самое натуральное признание в любви. Или — сделаем скидку на пошлость нашего века — манифестация сексуального желания, произведённая с тем отчаянным надрывом, который способно придать лишь отцветание. Немолодая женщина Романова откровенно вожделеет, как она его называет, «молодого красавца-брюнета», чей образ так «задумчив» (об этом сказано дважды, ох сильно тётка запала).

Когда человека накрывает страсть, он склонен наделять объект своей страсти всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами. Романова сравнивает СВОЕГО Суркова одновременно со Сталиным и Мао, причём в одном абзаце. Она восхищена его текстом, состоящим «из ярких и легко запоминающихся цитат». Т. е. Демосфен с Цицероном нервно курят в тамбуре. Она приписывает ему глубокое знакомство с политической классикой, отыскав в его речи уникальные параллели с ленинской работой «Шаг вперёд, два шага назад» (хорошо в Московском финансовом институте было поставлено преподавание основоположников, ничего не скажешь, сколько лет прошло, а у Романовой цитаты от зубов отскакивают). Она горюет, что «единороссы» наверняка не поняли и не оценили глубины сурковской мысли.

Но всё это меркнет по сравнению с главной тайной Суркова, которую Романова in love смогла раскрыть, но не сумела сохранить в себе. Все должны видеть, что ЕЁ Сурков — герой. Он же хочет стать новым президентом России! Он больше не будет работать на «чужого дядю», хватит ему быть в тени. Пришла пора работать на себя! Вот поэтому он произнёс эту гениальную речь, поэтому её опубликовали в «Комсомольской правде» спустя месяц. И действительно, зачем же ещё Суркову было выступать перед «единороссами», а затем публиковать текст? Фрейд бы этой колонке, наверное, порадовался бы. Кстати, заголовок «И мой Сурков со мною» — это ж тоже будь здоров проговорочка, типа тайная мечта. «Приди в чертог ко мне златой!»

Теперь Сурков просто обязан выдвинутся в президенты. Нельзя женщину разочаровывать.

Наверное, моему тогда 32-летнему мужу было это всё страшно неприятно читать, но Фрейд действительно тут бы порадовался. Как говорит один мой приятель, «эта штука будет посильнее, чем фаллос Гёте». Так что свой сороковник я встретила бодро и с этих пор пребываю в полнейшем убеждении, что главный демиург кремлёвской подковёрной политики середины 2010-х годов вовсе не так умён, как утверждали его восторженные почитатели на гонорарах.

Лужков

С главным пасечником Москвы меня мало что связывало, и меньше всего тогда, когда я работала на его канале ТВЦ. Физически я с ним пересеклась лишь однажды, и то вполне случайно. Меня в гримёрке телеканала причёсывала Лена перед эфиром, как вдруг стук да гром — не иначе, лягушонка в коробчонке едет. Это признаки понятные, чего тут непонятного, я кресло быстро освободила — и шмыг за зеркало.

Вошли Лужков и Цой, его бессменный пресс-секретарь, муж певицы Аниты, если кто такую помнит.