Протокол «Сигма»

Телефонный звонок застал доктора Вальтера Рейсингера, бывшего государственного секретаря, на заднем сиденье лимузина, медленно, дюйм за дюймом пробиравшегося по забитым транспортом улицам манхэттэнского Ист-Сайда. Стояло утро, час пик.

К несчастью, доктор Рейсингер терпеть не мог телефона, поскольку ему много лет приходилось почти непрерывно вести телефонные разговоры, за исключением разве что тех часов, когда он спал. А на своем посту в международной консультационной фирме “Рейсингер Ассошиэйтес” он был занят еще сильнее, чем в бытность государственным секретарем.

В глубине души он боялся, что, после того как покинет правительство и засядет за мемуары, его забудут, общество утратит интерес к нему, он станет обычным знатным отставником, и ему останется лишь время от времени выступать в передаче “Найтлайн” да высасывать из пальца статьи для “Нью-Йорк таймс”.

Но его страхи оказались напрасными — он стал еще более знаменитым и, конечно же, намного более богатым. У него появились воистину глобальные планы. В сравнение с ними не шли даже те идеи, которые он вынашивал, занимаясь челночной дипломатией на Ближнем Востоке.

Он нажал на кнопку:

— Да?

— Доктор Рейсингер, — произнес голос на другом конце линии, — это мистер Холланд.

— А, доброе утро, мистер Холланд, — весело откликнулся Рейсингер.

С минуту они дружески болтали, а потом Рейсингер произнес:

— Это не проблема. У меня есть хорошие друзья в правительствах едва ли не всех стран мира, но все-таки я думаю, что самым действенным способом будет обратиться прямо в Интерпол. Вы знакомы с генеральным секретарем Интерпола? Очень интересный человек. Давайте-ка я ему сам позвоню.

Пациент номер восемнадцать лежал на больничной кровати, закрыв глаза, в его левую руку была воткнута трубка от капельницы. С самого начала процедуры его все время трясло. Его тошнило и периодически рвало в стоящее возле кровати подкладное судно. Около кровати стояли медсестра и техник, наблюдая за пациентом.

Врач, которого звали Лефквист, вошел в процедурную и направился прямо к медсестре.

— Ну как температура? — спросил он. Они разговаривали по-английски, поскольку английским Лефквист владел гораздо лучше, чем немецким, несмотря на семь лет работы в этой клинике.

— Не спадает, — с волнением в голосе ответила медсестра.

— А тошнота?

— Постоянно рвет.

Доктор Лефквист повысил голос и обратился по-английски к пациенту номер восемнадцать:

— Как вы себя чувствуете?

— Чертовы глаза! Они болят! — простонал пациент.

— Все нормально, — сказал Лефквист. — Ваше тело пытается отторгнуть препарат. Так всегда бывает.

Пациент номер восемнадцать поперхнулся, наклонился над судном, и его снова вырвало. Медсестра вытерла ему рот и подбородок влажной тряпкой.

— Первая неделя всегда проходит очень тяжело, — бодрым голосом произнес Лефквист. — Вы держитесь просто замечательно.

Глава 35

Выстроенная в итальянском стиле базилика, взгромоздившаяся над многолюдной Калле Дефенса, напротив вызывающе современного филиала “Банко Галисиа” носила имя Нуэстра сеньора да ла Мерседес — Богоматери Милосердной. Гранитный фасад церкви кое-где осыпался. Сварная решетка окружала небольшую площадку, вымощенную потрескавшимися черно-белыми плитками, уложенными в шахматном порядке; там просили милостыню цыганка и ее многочисленный выводок.

Бен разглядывал мать, одетую в джинсы, с закинутыми за спину распущенными черными волосами. Она сидела на ступеньках возле пьедестала разрушенной колонны, дети копошились у нее на коленях и вокруг. Дальше во дворе дремал старик с загорелой лысиной, одетый в пальто, из-под которого виднелся галстук; его рука намертво вцепилась в костыль.

Ровно в час пятнадцать, как было указано, Бен вошел в церковь и, распахнув открывавшиеся в обе стороны массивные деревянные двери, вступил в мутный полумрак притвора, где густо пахло восковыми свечами и человеческим потом. Привыкнув к темноте, он разглядел внутреннее убранство — огромное, гнетущее и сильно потрепанное. Высокие сводчатые потолки в романском стиле, пол, выложенный старинной изразцовой плиткой с красивой росписью... Священник декламировал нараспев на латыни свой речитатив, его голос, усиленный при помощи электроники, гулко, как в пещере, разносился в храме, и прихожане покорно отвечали ему. “Звоните и вам ответят”. Везде прогресс.

Шла дневная будничная месса, но все же, что характерно, церковь была почти наполовину заполнена. Но ведь Аргентина — это католическая страна, напомнил себе Бен. То и дело в молитвенные песнопения вплетались трели сотовых телефонов. Бен огляделся и справа нашел исповедальню.

Несколько рядов скамеек выстроились перед застекленным шатром, где находилось изваяние окровавленного Христа, над головой которого красовались слова: “HUMILIDAD Y PACIENCIA”[60]. Слева возвышалась другая статуя Иисуса; надпись над нею гласила: “SAGRADO CORAZON EN VOS CONFIO”[61]. Бен сел на переднюю скамью — это тоже было ему указано — и принялся ждать.