Протоколы с претензией

  – Что это значит? – А. напоминает о себе, раз члены Кнессета коснулись геометрии. Особенно, когда ею пытается манипулировать В., свешивающий ноги со шкалы жизненных установок, в той ее части, которая окрашена А. в предупреждающий желтый цвет. Эта область обозначена им как зона легкомыслия.

  – Я предлагаю вернуть в регион крестоносцев, – сказал В. осторожно.

  – Организовать орден Крестоносцев-Сионистов? – спросил Б.

  – Именно, – ответил автор инициативы. – В конце концов, они ведь тоже часть местной истории. Провозгласить нужно не одно, не два, а три независимых государства – наше, Соседей и Крестоносцев-Сионистов. Ведь в этом споре важны не столько территории, сколько идеи. Если территорий не хватит на земле, можно построить искусственные острова в море, как в Японии.

  – Сионовенеция на пол Средиземного моря. У меня тоже есть идеи на этот счет, – сказал Я., – но об этом потом, а тут и в самом деле количество враждующих сторон, – увлекается он идеей В., – возрастет с двух до трех, наступит полная сумятица и неразбериха, и нет более надежного места, чем то, где царят сумятица и неразбериха.

  – А для начала, – предлагает Б. к новому плану свои добавления, – в завершение марша Вашингтон – Иерусалим подарить Крестоносцам-Сионистам Назарет, а Соседи подарят им Вифлеем.

  – Для начала, как только просочатся в прессу слухи об этом плане, нам нужно будет где-нибудь прятаться, – сказала Баронесса.

  – От кого прятаться? – спросил В.

  – От всех! – ответила Баронесса с уверенностью.

  Я. смеется – средиземноморский климат благоприятно сказывается на способности к воображению.

  – Впрочем, – Я. вдруг стал серьезен, – ситуация может и так повернуться, что приглашение христиан-евангелистов в страну станет неизбежностью. Кто знает? Жизнь полна сюрпризов. Сказали бы мне лет двадцать пять назад, что Большевистская Империя может развалиться в одно мгновение, я только посмеялся бы – бетонный шар можно перекатить с места на место, но разрушиться он не может. И вот случилось же. Уж если суждено делить страну с кем-то, что, между прочим, всегда имело место в этих краях, не лучше ли делить ее с теми, кто ждет от этого наступления царства Божьего, чем с теми, кто царство Божье видит в том, чтобы утопить нас в море?

  – Вы, между прочим, вели речь о “Боге, труде и свободе”. И как же с первым пунктом, – интересуется Баронесса, – что с Иисусом?

  – Движение и свобода божественны сами по себе, – парирует Б. – Нам важно, что путь, нащупанный WASP, как перчатка к руке подошел еврейскому духу. Да и Иисус – он ведь нам тоже не совсем чужой. Ему повезло – его раскручивали Петр и Павел, самое успешное еврейское рекламное агентство всех времен и народов, – поясняет Б.

НАСЛЕДСТВО Я.

  Я. думает, что в своей книге он не коснется следующих поколений. Он не станет писать о детях. Детям нужно помочь встать на ноги и рассказать о себе. Свою жизнь они выстроят по собственным правилам, сами расскажут о ней. Так рождаются семейные саги, так движется мир. Так даже, может быть, создаются роды с их историей, гербами, домами, построенными на наследственной земле, даже если этой земли хватает лишь на маленький дом с небольшой лужайкой. Разве для благородства нужен королевский указ? Его растят в себе. Разве для этого нужно состояние? Достаточно неунижения бедностью. Нужно достоинство, нужна независимость, для благородства необходима свобода. Дар свободы и бремя ответственности создают защитные бастионы устойчивости. Устойчивость делает человека беспечным. Здесь много беспечных людей, и этой обретенной беспечностью они ни за что не пожертвуют, считает Я.

                  ШХУНА ЛЮДЕЙ

  Нужно нам попытаться понравиться изысканным европейцам каким-нибудь поэтическим описанием, насыщенным словесными пилястрами и контрфорсами в русском стиле и еврейской манере, решил Я., прочтя хорошую книгу европейского автора и непрестанно размышляя о возможностях политического сближения с Европой. А решив, написал:

          У меня глаза глядят от глядения,          У меня вот здесь болит от ранения,            У меня усы растут от волнения,          Пробуждает меня – удивление.

                  (Я. Из неопубликованного)

  Здесь, между прочим, никаким постмодернизмом еще и не пахнет и все еще пока понятно. А уже и после этого сочиненного им четверостишия ходил он гоголем, неделю слышать не мог “на холмах Грузии...”. Пресно, говорил. Но грустнел, объясняя свою грусть тем, что стихи в этом плане – вещь ужасно невыгодная. В них слишком много позволено, и потому трудно отличиться. Но зато из самых завалящих стихов можно выкроить совершенно незаурядную прозу. Возьмем что-нибудь попроще. Например, вот это:

          У лукоморья дуб зеленый,          Златая цепь на дубе том:          И днем и ночью кот ученый          Все ходит по цепи кругом...