Протоколы с претензией

  – А вот представьте себе, что и там я его не обнаружил, – продолжил Я. – О евреях они что-то не очень лестное слышали, но к конкретным субъектам прикладывать эти сведения не умели. Правда, я чувствовал там себя одиноко. Что-то вроде негра, случайно забредшего в женскую баню в Швеции. То есть первая инстинктивная реакция дам – прикрыться веничками, шайками. А потом – ничего, привыкают: не пялится, не пристает, ну и пусть... Я написал об этом маленькую сценку на языке Си. Чтобы ее понять, нужно знать, что язык Си строится из функций. Одна функция вызывает другие. Представьте, – еврей в казачьей станице городского типа (эта станица все же была городского типа, уточнил он определение А. места своей учебы). Идет трамвайчик. Вот он проходит поворот, дзинь-дзинь-дзинь, пш-ш-ш. На остановке открывается задняя дверь, и в нее входит кенгуру. Пишем сначала пять функций. Вот они:

ВзглядПервый()

{ 

  И в открывшуюся дверь;

  Странный проникает зверь;

};

ВзглядВторой()

{

  Глянь-ка, глянь-ка, я не вру;

  В двери входит кенгуру;

};

ВзглядТретий()

{

  Он на первый взгляд горбат;

  И немножечко пархат;

};

ВзглядЧетвертый()

{

  Ты посторонись немножко;

  Он тебе отдавит ножку;

};

ВзглядПятый()

{

  Мы привыкли к обстановке;

  А вначале ведь неловко:

     – вдруг он стукнет;

     – вдруг он пукнет;

};

  Теперь объявим функцию:

тип нашиюныегоды  ПроездВтрамвае (типа воспоминание);

Из нее вызовем написанные ранее функции:

ПроездВтрамвае (легкая грусть)

{

    ВзглядПервый();

    ВзглядВторой();    

    ВзглядТретий();

    ВзглядЧетвертый();

    ВзглядПятый();

    ВЕРНУТЬ грусть;

}

  Так мы получаем проезд трамваем от студенческой столовой до студенческого общежития, а читатель – начальные сведения о языке Си.

  – Расскажи нам еще о казачьих девах, о которых мы читали в великом Донском романе, – начинает очередной подкоп Б., – неужели за пять лет у тебя там не было ни одного романа, я прямо так и вижу этих роскошных Донских сирен, кровь с молоком.

  – Донские девы худы, консервативны и хороши собою, – несколько мрачно и коротко ответил Я. – Только под самый конец учебы в нашем общeжитии появилась одна неконсервативная особа, и ту мы дружно пытались пристроить замуж за одного лопуха-студента по кличке Экстремист.

  – Удалось?

  – Увернулся.

  – Так что, тебе так ни одна казачья дева и не приглянулась? – не унимается Б.

  “Вот стервец”, – думает Я., спиной чувствуя интерес Баронессы к своему возможному рассказу, а еще больше к его возможной тональности.

  – Ну почему же. Нравились все (Я. умеет быть политкорректным), но больше других нравилась одна девушка, у нас с ней была духовная близость.

  – В чем она выражалась? – лопата Б. уткнулась снизу в бетонный пол семейного счастья этой парочки.

  – Мы вместе читали “Игру в бисер” Германа Гессе.

  – Роман без единой женщины! Как это должно сближать родственные души! И тут ты – такой странный, такой одинокий, – Б. принялся уже за бетон.

  “Вот засранец, – думает Я. с уважением, – хорошее у него, однако, чутье. Ведь к духовной близости Баронесса относится с большим подозрением, чем к физической”.

  И сейчас он улавливает ее неподдельный интерес и к своему рассказу, и к его тональности. Светло-серые глаза чуть прищурены. Пусть коллективное чтение Германа Гессе происходило далеко и давно, но портьера над дверью на балкон и букет цветов на картине над изголовьем, по-видимому, смогут спокойно заснуть вместе с людьми. Сегодня у них, скорее всего, не будет повода любопытствовать.

   Впрочем, и в другие ночи и дни они не могут поделиться с креслом на балконе, у которого не всегда есть возможность заглянуть в спальню, впечатлениями о сногсшибательных трюках любви. Та ночь, когда казавшиеся огромными в темноте глаза горели исследовательским энтузиазмом, а губы шептали: “Должно быть что-то еще”, давно прошли.

  – Становится душно, давайте поставим столик в саду и посидим на свежем воздухе, – предлагает Баронесса, прерывая сомнительную беседу.

  Б. выходит на воздух в приподнятом настроении. Пол не проломлен, но инструменты подкопа под семейную идиллию Я. и Баронессы, которые он понесет на плече, сегодня не кажутся ему слишком тяжелыми.

  Каждый день заканчивается ночью. Так же закончился и этот день, когда разошлись члены Кнессета. Расставлено по местам все, что было сдвинуто. Развешено по крючкам все то, чему положено висеть. Накормлено мусорное ведро остатками пищи парламентариев. Только сосредоточенно бурлит и вздыхает посудомоечная машина. Принят теплый вечерний душ, и вот последней гасится лампа на прикроватной тумбочке.

  – Если ты проснешься утром и обнаружишь рядом с собой горстку пепла, – говорит Я., – знай – я сгорел от несчастной любви.

Я.