Поход Пашкова был сопряжён со всевозможными лишениями и опасностями. Впоследствии Аввакум назовет Даурию «смертоносным местом». Приходилось переносить и холод, и голод, подвергаться нападениям туземцев и диких зверей. Уже в самом начале пути Аввакуму и его семейству пришлось пережить тяжёлые испытания. На реке Большой, или Верхней Тунгуске (так называлось нижнее течение Ангары от Братского острога до впадения в Енисей), дощаник протопопа чуть не утонул.
«Егда поехали из Енисейска, как будем в большой Тунгуске реке, в воду загрузило бурею дощеник мой совсем: налился среди реки полон воды, и парус изорвало, — одны полубы над водою, а то все в воду ушло. Жена моя на полубы из воды робят кое-как вытаскала, простоволоса ходя. А я, на небо глядя, кричю: “Господи, спаси! Господи, помози!” И Божиею волею прибило к берегу нас. Много о том говорить! На другом дощенике. двух человек сорвало, и утонули в воде. Посем, оправяся на берегу, и опять поехали вперед».
Когда добрались до порогов, наиболее трудными и опасными из которых были Шаманский и Падун, между Аввакумом и Пашковым произошло первое столкновение. Навстречу их флотилии плыл дощаник, на борту которого находились две пожилые вдовы — одна шестидесяти лет, а другая — ещё старше, собиравшиеся постричься в инокини. Здесь Пашков неожиданно проявил своё самодурство. Он велел вдовам возвращаться назад и выходить замуж. Аввакум сказал, что это противоречит церковным правилам. Тогда Пашков, «осердясь», хотел высадить протопопа на берег на Долгом пороге, чтобы тот пешком шёл по горам: «Для-де тебя дощеник худо идет! Еретик-де ты! Поди-де по горам, а с казаками не ходи!»
Взглянув на окружающие его высокие утесы, Аввакум пришел в ужас:«О, горе стало! Горы высокия, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит, и поглядеть — заломя голову! В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята индейские
[39], и бабы [40], и лебеди, и иные дикие, многое множество, — птицы разные. На тех же горах гуляют звери многие дикие: козы, и олени, и изубри, и лоси, и кабаны, волки, бараны дикие — во очию нашу, а взять нельзя! На те горы выбивал меня Пашков со зверьми, и со змиями, и со птицами витать».Не видя другого способа образумить Пашкова, Аввакум написал ему «малое писанейце», составленное по образцу заклятия дьявола из чина крещения и начинавшееся следующими словами: «Человече! Убойся Бога, седящаго на херувимех и призирающаго в бездны, Его же трепещут небесныя силы и вся тварь со человеки, един ты презираешь и неудобство показуешь». «Получив это “писанейце”,
— пишет исследователь жизни и творчества Аввакума А.Т. Шашков, — воевода прекрасно понял содержавшийся в нем намёк и разгневался не на шутку». Взбешённый дерзким поступком Аввакума, Пашков послал 50 казаков за дощаником протопопа, стоявшим в трёх верстах от воеводского. Казаки дотащили дощаник на бечеве: