Я в ту же секунду забыла всё, что оставила в академии. В нос ударил запах лекарств и дезинфицирующих средств. Мы оказались в небольшом светлом помещении. Я обернулась на закрывшуюся дверь с табличкой «туалет» и скривила улыбочку.
— Ну и местечко для портала ты выбрал!
— Зато ни с кем не столкнулись и попали сразу, куда нужно.
Ни чуть не смущаясь, Алуст плотно закрыл дверь, а когда снова открыл, я увидела белый кафель и раковину. Портал исчез. Впрочем, меня это не волновало. Осмотрелась. У стены напротив стоял передвижной облучатель-рециркулятор[1]. Справа имелась двустворчатая дверь с замутнёнными стёклами. За ней негромко разговаривали. Стена по левую руку была прозрачной, за ней я увидела палату с единственной койкой — слишком высокой, чтобы с неё было удобно вставать. Именно там лежало моё тело.
— Как туда пройти? — спросила я шёпотом, подбежав ближе.
— Зачем? — Алуст встал рядом.
Действительно, зачем… Мы оба разглядывали неподвижную девушку, укрытую до пояса белой простынёй. К рукам вели прозрачные трубки. Хорошо, хоть дышала она самостоятельно. Или уже не дышала? Хотя, по экранам приборов, что мне удалось разглядеть, бежали импульсы, значит Милаина жива.
— Ты говорил, что она не пострадала, тогда почему без сознания?
Задумчиво помычав, Алуст сделал предположение:
— Стресс. Она испугалась и выскочила из тела.
— Как это? — вытаращила я глаза. — Как понимать: выскочила?
— Связь не слишком крепкая… м-м-м… не такая как от рождения. — Он замолчал и обернулся, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. Там вроде плакали.
— Хочешь сказать, — теребила я собеседника, — что Милаина сейчас не в теле, а где-то ещё? Где?
— Кто же знает. Скорее всего, неподалёку. Просто не может вернуться. Это всё-таки чужое тело.
Я пошарила взглядом по потолку и стенам, словно могла разглядеть мечущуюся в воздухе душу. Злорадно подумала: квартирка свободна. Вслух уточнила, стараясь не показать эмоций:
— Получается, если я сгоняю за зельем, выпью его и коснусь тела, смогу в него вернуться?
На меня Алуст не смотрел. Вернее так: он внимательно изучал ту «меня», что лежала в боксе. Словно прикидывал, что будет чувствовать, если то тело восстанет. Я ждала ответа, и он меня не порадовал:
— Ты помнишь заклинание?
— В смысле? Какое заклинание?
— Разве Милаина не произносила заклинания, когда менялась с тобой телами? — теперь я удостоилась строгого взгляда.
— Э-э-э… да. Бормотала что-то. Быстро, будто скороговорку. Я не разобрала: язык незнакомый, и вообще, подумала, что девчонка бредит.
— Без заклинания не получится, — ожидаемо заключил Алуст.
— Без заклинания не получится, — задумчиво повторила я. — А где его раздобыть?
— Не имею представления. Никогда не интересовался запретной магией.
Я хотела расспросить о библиотеке в академии: нет ли там какого-нибудь закрытого шкафчика, или сейфа в покоях ректора, или ещё чего-нибудь, где хранятся тайные знания, но не успела. Нас отвлёк шорох открывшейся двери, шаги и срывающийся голос:
— Здравствуйте, вы к Инночке? Из университета?
Мы оба стремительно обернулись. Алуст вежливо наклонил голову, а я сделала два быстрых шага навстречу маме.
Мама… мамочка. Она — с немного припухшим лицом, полураскрытыми губами, покрасневшими глазами, казавшаяся Дюймовочкой рядом с отцом. Она, одетая в белый халат поверх зелёного шерстяного костюма. Внимательный взгляд, искрящийся надеждой и узнаванием. Я протянула руки и бросилась к ней с возгласом:
— Мамочка!
Тут же меня обхватили мягкие родные руки. Прижали к пышной груди, стиснули в объятьях. Я уткнулась в русые волосы, чуть тронутые сединой и с наслаждением вдыхала мамин тёплый запах, чуть нарушенный тонким ароматом ландыша. Неизменные, такие привычные духи.
С минуту мы обе ревели, никак не могли успокоиться. Наконец, мама отстранилась и, рассматривая меня с улыбкой, сказала:
— Видишь, Валера, я была права!
Папа застыл с недоумением на лице и не сразу смог выговорить:
— В чём права, я не понял.
— Я тебе сразу сказала, что нашу Инну будто подменили.
Все мы одновременно посмотрели за стекло на крепко спящую девушку.
Радость, захлестнувшая меня в первые минуты встречи, стала опадать. Надо как-то объясняться, но как? Чем убедить обычных москвичей в том, что их дочь силой поместили в чужое тело и отправили учиться в академию ядра миров? Я кусала губы и готова была пустить слезу от безнадёжности и осознания собственного бессилия.
Отец подошёл ближе и положил руку мне на плечо:
— Скажи-ка, дочка, как имя твоей первой учительницы?
— Ольга Филипповна, — ответила я и посмотрела в родные, немного строгие и внимательные глаза.
— Как она называла тебя в первом классе?
— Палочкой-выручалочкой.
— Хорошо. — Не «отлично» как я привыкла, но тоже сойдёт. Папины губы дрогнули, уголки приподнялись в едва уловимой улыбке. — Какого числа ты защищала диссертацию?
— В твой день рождения, папа!
Он обхватил меня могучими руками, прижал к себе:
— Она! Только Инуша вместо числа назвала бы день защиты днём моего рождения!