Келья имела ещё одну боковую полураскрытую дверь и окно с широким подоконником, уставленным коробочками, футлярами, стопками книг и мелочовкой — как можно предположить, дарами от посетителей. По углам стояли высокие тумбы с подсвечниками, над ними висели доски, испещрённые магическими знаками, вдоль стен тянулись лавки, отполированные многочисленными посетительницами. Сама схимница сидела у подоконника на такой же скамье. Одета она была в чёрную рясу с белыми светящимися символами. Сходу трудно определить: то ли колдовское свечение, то ли обычная люминесцентная краска. Голову женщины покрывал глубокий капюшон, бросающий такую густую тень, что лица не разглядеть. Подчиняясь мановению руки, я должна была опуститься на колени — в двух шагах от матушки для этих целей постелили коврик с примятым ворсом.
Поскольку покаяние в мои планы не входило, коврик я благополучно перешагнула, подошла к схимнице вплотную и зашептала:
— Меня прислал ваш сын.
— Какой сын? — удивлённо переспросила монахиня, и дёрнулась, обдав меня запахом малинового варенья.
— Олеандр. — Я взглянула сквозь широкую щель в соседнюю комнату, где на столике дымился чайник и теснились вазочки с угощением. — Запамятовали?
Монахиня встала, обогнула меня и плотнее прикрыла дверь. Прочистила горло и резко обернулась:
— Что ему понадобилось вдруг?
— Ваш сын просит вернуть медальон.
— Какой ещё медальон? — невозмутимо переспросила женщина, вернулась на скамью и жестом пригласила занять место рядом.
Я послушно уселась и доверительно шепнула:
— Он говорит, что вы знаете.
— Даже близко не представляю.
Вот те раз! Моя миссия провалилась? Как же так? Я занервничала и повысила голос:
— Двадцать лет назад Олеандр отправил медальон вам. Курьером. Вспомните, пожалуйста.
Сама удивилась умоляющим ноткам в голосе. Схимница сгорбилась, погрузившись в размышления, с минуту молчала, потом радостно воскликнула:
— Так это о посылке? Давно дело было, просто из головы вон!
Она обернулась, пошарила по подоконнику, ища нужную коробку, немного запрокинула голову, отчего капюшон стал сползать. Мне открылась нижняя половина лица: чересчур маленький рот, приплюснутый нос, рытвины на рябой коже. Упс! Даже если художник врал, выписывая миниатюру, и принцесса не так хороша, что делать с легендой о гареме, где Эльчиана была любимой наложницей? Или это жизнь в монастыре так её изуродовала?
Получив картонную коробочку, в которой предположительно находился требуемый медальон, я не торопилась уходить. Поблагодарила и продолжала сидеть.
— Что-то ещё? — раздражённо спросила монахиня.
— Где принцесса?
В ответ полилась нудная проповедь о том, что в монастыре все равны: ни королев, ни фрейлин, ни служанок… Я, не дослушав, сдёрнула с головы схимницы капюшон. Моя догадка верна. Испуганной тётушке едва ли сорок. Выпуклые скулы, узкие глаза, скошенный лоб. Ничего общего с образом красавицы принцессы. Я вытащила из кармана миниатюру и ткнула обманщице в нос:
— Где её высочество Эльчиана? Что с ней сделали?
— Не зна-а-аю, — заскулила монашка.
Я встала, прижимая к груди коробку с медальоном, и пригрозила:
— К настоятельнице пойду, может, она объяснит, что здесь творится?
— Нет! Не надо, прошу вас! — подложная схимница бросилась на колени, прижимая руки к груди в молящем жесте: — Погонят меня! Куда пойду? Даже в поломойки не возьмут рябую уродину!
— Что же это, — удивилась я, — начальство не в курсе, что вы не Эльчиана?
— Никто не заподозрил! Давно вместо неё подвизаюсь.
— Встаньте! — строго велела я. — Слушаю внимательно.
Рассказ был недлинным. Рутта — так звали мошенницу — осталась сиротой в двенадцать. Побиралась по деревням, в монастырь пришла в надежде на приют. Принцесса взяла девочку в келейницы. Как только они сравнялись в росте, Эльчиана объявила о намерении тайно покинуть монастырь. Рутту оставила вместо себя, научив, как действовать, чтобы не вызвать подозрения.
— Её высочество и не думала, что я надолго задержусь. Просила хотя бы месяц форы. А я вон как сумела! — самозванка гордо вскинула приплюснутый нос.
— Круто. А принцесса-то куда сбежала?
— Не говорила. Да и зачем? У неё своё, а мне подольше тут побыть. Я ж ничего лишнего! Ни одно подношение её высочеству не пользовала. Вот и посылочку эту открывать не стала.
— Других тайных посланий не случалось?
— Одна, не сомневайтесь. Остальные с помпой вручали, молитв просили. А я и молилась! Почему не молиться? Хоть и недостойная я, а всё ж…
— Почему же недостойная? — пожала я плечами.
Мнимой схимнице даже посочувствовала — сама не по своей воле под чужим именем действовала.
Простились, можно сказать, друзьями. Рутта предлагала откушать чаю в её келье, но я отказалась. Как ни аппетитно выглядели монастырские сухарики, посыпанные кунжутом, и золотистый мёд в керамическом горшочке, задерживаться мне не хотелось. Поскорей бы вручить магистру посылку, забрать у него блокнот с заклинаниями, да валить отсюда!