Провансальский триптих

Все это безвозвратно погибло. Отстроенные на скорую руку дома были некрасивы, выглядели претенциозно и дешево. В соответствии с идеологическими установками отцов города они предназначались в основном городской бедноте, которую стали постепенно вытеснять еще более неимущие иммигранты, в основном из Северной Африки. Но даже самыми благородными лозунгами не прикроешь вычурную уродливость…

Целые десятилетия новый район оставался инородным анклавом. Жители других районов неохотно туда наведывались. Казалось, нарушены какие-то тонкие механизмы социального гомеостаза, оборваны нити, связывающие разные части городского организма. Однако время делало свое: город постепенно поглощал поврежденную ткань, рана заживала. Часть домов перестроили, на прежнее место возле уцелевших остатков крепостных стен вернулись еженедельные рынки, выросли новые деревья, розы и плющ увили стены; по субботам на выложенных гравием площадках снова играют в петанк. Гений Юга довершил сделанное: искалеченный район ожил.

*

Я сижу на террасе Café de Nuit, где слева от меня — вангоговская желтая стена, а напротив — фрагмент римской арки, встроенный в фасад гостиницы Grand Hôtel Nord-Pinus.

В глубине почти пустого зала сидит за столиком девушка в мини-юбке, с большой, обшитой серебряными монистами сумкой на длинном ремешке, и мужчина в выцветших джинсах и черной футболке с надписью на спине; на лбу у него темные очки. Мужчина курит, пряча сигарету в кулаке. На волосатых предплечьях татуировка, на левом запястье золотые часы. Пара ссорится (говорят по-русски), оба очень возбуждены, звучат бранные слова. Речь идет о деньгах, которые девушка отдала не тому, кому должна была отдать. В какой-то момент она резко встает, хочет уйти, но мужчина хватает ее за руку, заставляет сесть. Девушка плачет, громко всхлипывая; наконец умолкает. Еще несколько фраз, произнесенных мужчиной уже гораздо мягче, и мир восстановлен.

За ними молча наблюдает прислонившиийся к дверному косяку официант.

А у меня перед глазами сцена из письма Винсента: время вернулось на столетие назад.

Отель Le Grand Balcon

— Из Школы изящных искусств?

Старый господин смотрит на меня поверх съехавших на кончик носа очков-половинок. Под слезящимися глазами мешки, руки усеяны темными пятнышками.

— А кого вы там знаете? Профессора Филиппа Форе? Ах, вы там преподаете… Ну хорошо. Надолго? Громче, пожалуйста… Я плохо слышу. Этот шум с улицы… Запишитесь, пожалуйста. Вот здесь…

Подсовывает мне большую книгу. На красной коже тисненная золотом надпись: L’Hôtel Le Grand Balcon. Открываю. Начало записей — 1955 год. Должно быть, вид у меня разочарованный, и старик это замечает.

— Гостевая книга, которую вели сестры Маркес, у меня в офисе. Если желаете, завтра я вам ее покажу. В конце декабря тут была целая группа с France-Culture…[263] Завтрак с 6.30, вон там, слева.

Гостиница старая, давно не ремонтировавшаяся. Обои помнят межвоенные (если не более ранние) годы. Обивка тяжелых кресел выцвела: красная когда-то ткань теперь грязно-розовая, прежний цвет сохранился только на сгибах. Круглые деревянные столы; на темных фанированных поверхностях светлые пятна — следы от стаканов и бокалов. Вытертый ковер, прикидывающийся бухарским. Лестница на второй этаж выстлана дорожкой, тоже вытертой, придерживаемой латунными прутьями. Рядом лифт в затянутой ажурной металлической сеткой шахте. Кабина из кованого железа украшена в стиле столь милого французскому сердцу ар-нуво, следы которого где только не видишь: в мелких предметах повседневного обихода, в малых архитектурных формах, даже в кузове производившегося до восьмидесятых годов «ситроена 2CV».

Лифт устацовлен в 1929 году. В 2003-м его включили в список охраняемых государством объектов. На ажурной решетке табличка: classé Monument historique

[264].

На стенах фотографии: маленькие, большие, с паспарту и без, в деревянных, алюминиевых, светлых или темных рамках — сразу видно, что оправляли и развешивали их в разное время, любовно, как семейные реликвии.

На фотографиях самолеты — в воздухе, на летном поле, перед ангаром: Farman 70, Laté 28 и 300, Potez 26 и 28; рядом с самолетами механики, пилоты в комбинезонах, кто-то прислонился к борту Bréguet

14, кто-то держится за крыло Farman, а кто-то — в кокпите[265], высунул голову из обтекателя; знакомые лица в кожаных шлемах с большими очками на лбу: Дидье Дора, Жан Мермоз, Анри Гийоме, Эмиль Барьер, Пьер Жаладье, Марсель Рейн, ну и разумеется, Антуан де Сент-Экзюпери — легендарные личности, пилоты Aéropostale[266].

^{Самолет Aéropostale линии Тулуза — Дакар.}

^{Пилот, опирающийся о крыло, — вероятно, Жан Мермоз.}

^{Фотография в салоне гостиницы Le Grand Balcon}

*