Проверка на прочность

Передовые отряды скоттов вышли к лощине, едва рассвело, только ополченцы и пушкари успели позавтракать и занять свои позиции. Два конных разъезда скоттов спустились в лощину, за ними последовал отряд пехоты в полсотни солдат. Оба комбата с наблюдательного поста внимательно смотрели в подзорные трубы, рядом ждали вестовые и горнисты, напряжённо всматриваясь вдаль. Первым появление скоттов из лощины заметил, как ни странно, радист, случайно поднявший взгляд от рации. Он и буркнул:

– Идут.

– Стоять, – резким голосом остановил капитан-пушкарь суету на наблюдательном пункте. Он выждал, пока весь передовой отряд противника покажется из лощины, пройдёт полсотни метров, после чего дал отмашку горнистам и вестовым.

Хрустальный звук двух горнов разорвал весеннюю тишину, словно в продолжение короткого духового сигнала, калёным горохом рассыпалась стрельба из карабинов, обозначая позиции ополченцев. Неожиданно для них два скотта упали, явно убитые. Попасть на такой дистанции даже из карабина весьма трудно, но в пылу первого боевого столкновения пехотинцы-зубатовцы лишь азартно закричали, продолжая обстрел разведки противника. Позади глухо бухнули пушки, одна за другой. Четыре фонтана земли вздыбились перед остановившимися скоттами. После чего передовой отряд вражеской армии быстро скрылся в лощине, а горны подали сигнал прекращения огня.

Наступили минуты тягостного ожидания. Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Возможно, так и есть. Минуты тишины медленно перетекали в часы, но высылать разведку капитан пушкарей запретил, опасаясь спугнуть противника. Только через два часа к лощине вышли полки скоттов, деловито разворачиваясь на запад. Двигались вражеские солдаты довольно быстро, каждый полк шёл со своим обозом, растягиваясь в линию до полуверсты и больше. Однако шагали горцы бодро по не успевшей размокнуть земле, всего за пару часов шесть полков противника спустились в лощину, направляясь на запад. Капитан-пушкарь выгнал всех посторонних с НП, оставшись с командиром ополченцев и радистом, после чего отправил зашифрованное сообщение одному ему известному адресату.

– Всё, наше дело сделано, командуй своим пехотинцам выдвигаться к краю лощины. Мои тоже сейчас туда переберутся. – Пушкарь вытер вспотевший от нервного напряжения лоб и улыбнулся. – Считай, врага мы остановили. Наша задача теперь изменилась. Будем брать пленных, и отсекать беглецов. Посылай своих за верёвками, вязать скоттов скоро придётся.

За хлопотами перемещения орудий и самих ополченцев за срочным оборудованием новых траншей и окопов, командиры не заметили, как прошли два часа. Ровно в полдень с запада, куда ушла колонна скоттов, послышался глухой гул пушечных выстрелов. Стрельба длилась недолго, меньше получаса с небольшими перерывами, в которые врывались мелкие удары ружейного огня. Затем всё стихло. Слышно стало, как поёт жаворонок в небе над поляной, недалеко, в болоте, закричал дергач-коростель. Капитан-пушкарь разорвал напряжённое молчание спокойным голосом:

– Ждите, через полчаса побегут.

– Приготовиться к захвату пленных, в случае сопротивления стрелять на поражение! – продублировали команду комбата поручики и капралы.

Ждать пришлось меньше получаса, первые беглецы так яростно нахлёстывали своих коней, что не видели ничего вокруг. Около полусотни всадников вынеслись на взмыленных лошадях прямо на засаду, с трудом остановились, глядя в открытые жерла орудий, направленные им в лицо. Со склонов лощины беглецам весьма выразительно смотрели в лицо триста карабинов. Не давая скоттам опомниться, часть бойцов хватали коней под уздцы, отводили их в сторону без лишних слов. Именно эта деловитость и спокойствие лишили отступающих всадников воли к сражению, они сдались без всякой попытки сопротивления. После часа дальнейшего ожидания, за время которого ополченцы пленили до тридцати всадников и полторы сотни пехотинцев, капитан-пушкарь дал команду двигаться на запад.

Выстроившись в огромную ловчую сеть, батальон пошёл на запад, прочёсывая встречные перелески и кустарники. Там пришлось немного пострелять, в результате к месту разгрома скоттов батальон пришёл с потерями. Двое неудачников были убиты выстрелами из кустов, ещё двенадцать получили ранения. Поле боя, на которое вышли ополченцы, уже кишело налетевшим вороньём, а от ближайшей чащи подкрадывались лисы с волками. Густо смердело трупами, запах смерти стоял над землёй, перекрывая немногочисленные стоны раненых и умирающих. Вдали, у чугунки, на которой стояли два бронепоезда, немногочисленные пленные под присмотром конвоя собирали трупы и копали могилы. Туда пришлось идти почти час, пробираясь между глубокими воронками от снарядов, обходя разорванные тела людей и коней, перешагивая через разбитые повозки.

– Однако не так я представлял победу на войне, – в сердцах выругался один из ополченцев, упав в лужу лошадиной требухи из распоротого живота убитого животного. – Чёрт возьми, даже ни разу по врагу не выстрелил! Разве это война?