Провидение зла

– Есть все еще отказываешься? – уточнил маг. – Что ж, подождем еще несколько дней. Неделя – не срок, хотя и перед этим две недели тебя кормили особенным образом. Но имей в виду, если захочешь есть по-настоящему, только кивни.

Игнис с трудом прищурился, сквозь наползающий кровавый туман разглядел предложенную ему еду. На расставленных на столах блюдах лежали куски сырого мяса. Язык, печень, сердце. Лакомства. Вырезанные на его глазах из приведенных в башню бродяг. Хотя язык, кажется, вырезали у ребенка? Или это ему почудилось? Не почудилось ему только одно: пытаясь превратить его в чудовище, подручные Никс Праины неминуемо становились чудовищами сами. Или же уже ими были.

Игнис в бессилии уронил голову на грудь. Все в том же тумане разглядел собственные ноги, пробитые бронзовыми стержнями, пришпиленные к доске под стопами и ко все тому же столу. Четыре источника нескончаемой муки в ногах и четыре в руках. Предел, обозначенный самим Донумом, который, забив восьмой штырь в обездвиженное тело, со вздохом сказал, что на этом пока придется остановиться. И гниение тяжело останавливать при таком количестве ран, и боль может лишить предмет исследования рассудка, и сердце испытуемого может отказать.

– Всему есть предел, – развел он окровавленными руками. – Нет предела только мастерству Никс Праины. Подожди, когда она вернется, мы, конечно же, продолжим. Может быть, даже извлечем из тебя некоторые острые штучки. Зато уж доберемся до твоего нутра. Ты даже не представляешь, сколько под твоей кожей лишнего! А уж снаружи… Но это все на потом. Но при моем участии. При моем непременном участии.

В башне Ордена Воды все происходило при участии Донума. Уж во всяком случае, в ее подземельях. К несчастью, те пределы, которые Никс Праина обозначила своему помощнику относительно тела жертвы, не касались его души. Расчертив стены подземелья заклинаниями, выставив множество сосудов с водой и неведомыми растворами, Донум пытался извлечь из принца Лаписа искомое до возвращения Великого Мастера Ордена. И если камень Лучезарного должен питаться болью и страданиями, а боль и страдания жертвы подошли к пределу, значит, страдание выпадало иным жертвам.

И понеслось кровавое празднество. Донум убивал несчастных на глазах Игниса одного за другим. Обваривал их кипятком. Резал на части. Жег огнем. Замораживал руки и ноги. Сдирал кожу. Вырывал ногти и волосы. Выдирал живьем внутренности. И заставлял принца смотреть, а если тот закрывал глаза, надевал на штыри, вонзенные в его тело, раскаленные кольца. И принц смотрел, пока не терял сознание. А когда приходил в себя, видел на белых блюдах подарки от подвального мясника и опять отказывался от предложения поесть.

– Ничего, – в который раз хмыкнул Донум. – Ничего не происходит плавно. Жизнь прыгает со ступеньки на ступеньку. Вчера ты был дерьмом, завтра ты стражник у портовых ворот. Послезавтра – мытарь. Еще через день – писец. Или в обратном порядке. Так и со смертью. Вчера – живой. Сегодня – больной. Завтра – мертвый. И с голодом так же. Сегодня ты еще воротишь рыло от свежего мяса. А завтра, когда голод превратит тебя в зверя, ты будешь пожирать его тухлым и просить добавки.

Донум взял с блюда печень и ткнул ее в лицо Игнису. Тот с трудом стиснул зубы. Сил не хватало уже даже на то, чтобы держать рот закрытым. Мучитель усмехнулся, поднес печень к собственному лицу, понюхал ее, пожал плечами.

– Как по мне, так ничем не отличается от свиной печени. Ну ладно, время у нас еще есть. И как ты ни прячешь подарок судьбы, рано или поздно он проявится. А пока что мы продолжим наши игры. Кстати, благодаря тебе мы немного очистили окрестности Башенной площади от всякого отребья. Во всяком случае, мелких воришек, гулящих девиц, вонючих стариков да бестолковых приезжих здесь слегка поуменьшилось. И наши собачки на первом ярусе слегка потолстели. Но работы для нас все еще хватает. Полюбуйся, знал бы этот бродяга, как дорого обходится сон в тени Башни Ордена Воды.

Игнис с трудом открыл глаза. Подручные Донума приволокли очередную жертву. Сдернули с лица мешок, закинули связанные руки на крюк, забитый в четырехугольную колонну. Испуганный бедолага посучил ногами, не дотянулся до пола, затих. По морщинам – не молодой, но и не слишком старый. По лицу – ни калам, ни атер. Или лигурр, или данаец, или чекер, или ханей, или еще кто. Бородка короткая, седая. Волос на голове редкий, но лысины пока нет. И уже не будет. Или будет, но окровавленная и ненадолго. Плечи не широкие, не покатые. Живота нет, значит, не жил в праздности и требухой на помойках не питался. Руки крепкие, выходит, работяга мужик. Прибыл, верно, в Самсум подивиться на древние красоты, выйти к морю, почувствовать на вкус, что это такое – соленая вода, расторговаться или приобрести что, купить гостинцев да отправиться домой. Намаялся, прилег отдохнуть в тени высокой башни и нечаянно подошел к концу своей жизни.