Проза жизни

Вернувшись пешком в гостиницу, они поздравили Павла с боевым крещением в этой командировке и с удовольствием выпили крепкого чаю, который мастерски заварила Валя. Вскоре Иван деловито поднялся, сказав, что должен еще раз вместе с Валей посмотреть «документ», откопанный сегодня ею, — кажется, нащупал, в чем там загвоздка.

— Досрочно рабочий день начинаете? — засмеялась Вера, показывая на часы — приближалась полночь.

Она и Павел остались наедине. Ее напряженность сразу усилилась. Вера предложила еще чаю, но он отказался: иначе бессонница гарантирована. Поинтересовалась анкетированием, коль уж начали новый рабочий день. Павел рассказал, что студенты сработали четко, больше половины анкет вернулось в управление, и сегодня он начал обрабатывать данные. Предварительные результаты неожиданные: похоже, тут не привыкли премировать активистов. Он рад, что этой работы как раз хватит до возвращения теплохода — не любит вынужденных простоев в командировках.

— Полночь, а мы чай пьем, все наперекосяк, — сказала Вера. — Но я привыкла, в командировках всегда так. А мне эта ревизия напомнила институт. — Она выключила люстру и включила настольную лампу — в комнате сразу стало уютнее, — села в кресло и жестом предложила ему сесть напротив.

Слушая Верины воспоминания, Павел попытался представить ту ее дальнюю и неизвестную ему жизнь, ее квартиру, сына, улицу, по которой она ходит в свое управление, — и не смог. Ощутил лишь тоскливую усталость: все старо, как мир, и сколько вокруг неверных жен или таких вот «соломенных вдов»… А сколько благополучных с виду семей на самом деле давно разрушены изнутри, как зуб пульпитом, или же настолько подточены изменами, непониманием, отчуждением, что готовы лопнуть, рухнуть, рассыпаться в любую минуту, только тронь. Эти семьи — одна форма, декорация, пустая оболочка.

Такая семья была у Ивашнева.

Стольниковы любили его сына Олежку — синеглазого, как Иван, белокурого мальчишку пяти лет, очень доброго и привязчивого к людям, но застенчивого — не хватало отцовского общения. В первые же семейные вечеринки, выезды на природу Стольниковы обратили внимание на частые мелкие ссоры между Иваном и его женой Ольгой. Модница, блондинка с сильно напудренным лицом, Оля решительно во всем противоречила мужу. То они не сходились во мнениях, как воспитывать ребенка, то по-разному оценивали свою жизнь в столице. Иван готов был сегодня же отказаться от всех министерских и московских благ, вернуться на Урал. Оля же доказывала, что именно здесь они начали жить полной жизнью, а на родине — духота и скукота, и кому он там теперь нужен! Фильм, спектакль, книга, обновка, отношение к соседям, к разводу друга — сколь ничтожны поводы, вызывающие вспышку! — удивлялись Стольниковы. Многие годы Павел знал Ивана как воспитанного, терпимого и добродушного человека, но диву давался тому, насколько сильно раздражает того собственная жена! Они даже просили то Павел Ивана, то Лида Ольгу хоть в чем-то уступать друг другу, нельзя же говорить «нет» только потому, что другой супруг сказал «да».

Однажды на дне рождения Ольги Стольников произнес тост за их счастливую семейную жизнь. Именинница неожиданно прослезилась и призналась: «Наш брак, Пашенька, вовсе не по любви — по расчету. Свадьба состоялась за неделю до перевода Ивашнева в Москву…» Иван смерил ее уничтожающим взглядом — Оля высказалась, видимо, чересчур откровенно и тем самым нарушила какие-то правила их «игры». Этот факт часто вспоминался Павлу впоследствии. Через два-три года Стольниковы пришли в выводу, что семейный очаг Ивашневых давно погас и остыл, они не пара друг другу, и вполне возможно, что Оля «женила» на себе Ваню. За что и наказана теперь. Не оттого ли Иван брал командировку за командировкой, чтобы пореже бывать дома, а почаще в отъезде? Впрочем, еще неизвестно, что у него с Валей…

— Да вы не слушаете! — заметила тут Вера. — А я-то стараюсь!

Конечно, она рассказывала свою биографию.

— Прости, Вер, задумался, — оправдывался Павел, непроизвольно нарушив правило уделять каждому собеседнику самое полное внимание. Только ординарные люди, знал он, начинают знакомство с автобиографии. Но невнимательность к ней не прощается никем, и, сделав усилие над собой, Павел начал расспрашивать: как она стала после комсомольской работы финансистом, сколько лет заведует финансово-бюджетным отделом?

Его прервал звонок междугородной. Павел снял трубку с привычной шуткой: «Аппарат товарища Ивашнева!»

— Пашенька, здравствуй, дорогой! — закричал в мембране звонкий, с уральским произношением, голос Ольги Ивашневой. — Ты еще не спал? Как твои дела? Как приняли? Работы много?

Отвечая, он лихорадочно придумывал, что же сказать, когда она позовет к телефону Ивана. Вера беззвучно поднялась и пошла к выходу, но у двери остановилась, не решаясь отворить ее — вдруг в трубке услышат?

— Рубашки передал? — спрашивала Ольга. Да, он передал пакет со свежими сорочками, Иван сунул их, не глядя, в шкаф, а Павел увидел там на плечиках полдюжины сорочек — таких же свежих, отутюженных скорее всего Валей.