С началом Второй мировой войны немецкая кинопромышленность, и без того находившаяся под постоянным политическим давлением, оказалась зажата в рамках жесточайшего политического и административного контроля. Несмотря на протесты со стороны кинематографистов, 18 ноября 1939 года Геббельс подписал указ, которым вводилась практика получения специального разрешения на начало съемок. Кроме этого, начиная с 1942 года, Имперский киноинтендант должен был усилить в очередной раз контроль над немецким кинематографом. Для этого 28 февраля 1942 года был издан специальный указ, в котором функции этого чина определялись следующим образом: «Имперскому киноинтенданту вменяется в обязанность общее планирование процесса съемок, наблюдения за тем, чтобы творческий процесс сохранялся на должном духовном и художественном уровне». Сама должность Имперского киноинтенданта вводилась в рамках управления делами концерна-монополии «Уфа-фильм». Отныне именно от этого человека зависело получение разрешения на съемки фильма, равно как и утверждение сценария будущего фильма. Прежний Имперский кинодраматург в качестве «шефа-редактора» переходит также в управление делами «Уфа-фильм». Таким образом, национал-социалистические власти смогли получить в свое ведение все остатки «внешней цензуры». С 1942 года хозяйственные дела, художественный стиль фильма и его идеологическое содержание полностью контролировались министерством ведомства.
Но все-таки нельзя утверждать, что именно национал-социалисты создали и стали применять цензуру в немецком кино. Она, цензура, как культурное явления существовала в немецком кинематографе и до их прихода к власти. На самом деле национал-социалисты умело использовали предусмотренные законодательством ограничения еще во «время борьбы», то есть период, когда они только рвались к власти. Но на тот момент национал-социалисты касались немецкого кинематографа только в той части, чтобы вызвать «спонтанный гнев» у националистически настроенных масс. Не без угрожающей гордости Геббельс не раз говорил немецким кинематографистам о способности мобилизовать и направить толпу.
В первые месяцы пребывания у власти Геббельс не раз гневно обрушивался на конъюнктурщиков от кинематографа, которые, подстраиваясь под новый режим, охотно показывали на киноэкране марширующих штурмовиков. Министр пропаганды безжалостно высмеивал их: «Я не видел, чтобы господа режиссеры выросли среди этих масс. В любом случае, мы все равно много лучше понимаем, как надо управлять массами». Впрочем, многие кинематографисты смогли ощутить на себе влияние национал-социалистов задолго до 1933 года. Например, Геббельс, являвшийся еще только гауляйтером Берлина, искусно организовал «восстание публики», которая была недовольна экранизацией романа Ремарка «На Западном фронте без перемен».
К слову сказать, подобные действа были характерными и для событий 1933 года, когда после прихода к власти культурные чистильщики вроде Альфреда Розенберга с вверенным ему «Союзом борьбы за немецкую культуру» пытались выместить всю ярость именно на немецком кинематографе и эстраде. Само «кино» для этих национал-социалистических догматиков было фактическим синонимом «еврейско-большевистского разложения» или как минимум просто «культурного упадка». Для Розенберга кинематограф был неотъемлемой частью социально-культурного ландшафта ненавистной ему «Ноябрьской республики».