— Да мне-то что, — я откинулся в кресле. — Я в доспехе. Домагнитка плазму удержит. Конец или вам, или щенку вот этому. — Кивнул в сторону Эберхарда, затаившегося в соседнем кресле. — Вот кого из вас я своим телом успею закрыть, тот и выживет. Вы же в школе учились? Это как взрыв молнии в тесном помещении. Стены обуглятся, клочки горелого мяса везде налипнут, а уж вонища…
Я вздохнул. Как всё-таки задолбали дураки и идиоты всех мастей, включая наследников…
Да, я тоже виноват. Расслабился на Кьясне. Решил, что пацан научился башкой думать. Перестал следить за каждым всплеском его эмоций, а он только того и ждал.
Вот же идиот форменный. Кьясна — планета Содружества, а не имперский боевой крейсер. Врагов у него здесь нет. Зачем мордовать своих?
Медик растерянно заморгал, словно бы просыпаясь, и опустил оружие. Руки его дрожали.
Я повернулся к Эберхарду:
— Всего за десять секунд дошло? Прогре-есс…
Тут и ташипу было понятно, что это милый ребёночек заставил бедного медика вытащить своё допотопное оружие. Сковал восприятие, навязал образ…
Свинёнок. Бежать-то куда намылился? В дэль к ворлокам, что б его дакхи съело?
Я протянул руку и приказал медику:
— Дайте мне пистолет. Он старый, ещё развалится.
Лицо медика побагровело, он выронил оружие и упал грудью на столешницу.
Я подхватил пистолет и заблокировал. Может, и не стреляет уже, но чем Хэд не шутит?
Повернулся к Эберхарду: что за дурацкие приколы?
Пацан дёрнул плечами: мол, тут я уже ни при чём, это он сам.
Медик продолжал лежать на столе.
Я знал, что от ментального насилия могут быть головокружение и психические расстройства. А если воздействие длительное, такой вот умелец способен остановить сердце или прекратить дыхание.
Но тут же секунды были? Конечно, медик — сильно в возрасте…
Я встал, подошёл к врачу, нащупал пульс на волосатой руке с толстыми короткими пальцами.
Сердце скакало, как бешеное. Это означало, что организм работает с перегрузкой. Но человек при этом лежал неподвижно, и это было нехорошо.
Я распахнул дверь:
— Врача! Срочно! Человеку плохо!
И обернулся к Эберхарду:
— Ты что с ним сделал, идиот?
Тот равнодушно поморщился:
— Не знаю. Как обычно всё делал. Сосуды, может, полопались?
Виноватым наследник не выглядел, и меня осенило, что он не только имперцев за людей не считает, а вообще всех. Подумаешь, медик какой-то сломался?
Из соседнего кабинета выглянула рыжая женщина в белом аккуратном халатике. Она вызвала медбригаду, а уже потом прижала к виску коллеги свой браслет. У врачей он работает и как портативный меддиагност.
— Похоже на геморрагический инсульт, — сказала она. — Мы тут все перерабатываем очень, вы извините. Я к вам сейчас заместителя по логистике пришлю. Вы нам очень нужны, но тут всё серьёзно…
Ввалилась реанимационная бригада.
Медика быстренько упаковали в носилки и унесли. А нас попросили подождать, пока освободится его зам.
Я обернулся и посмотрел на унылую физиономию наследника. Он был расстроен неудачей, но раскаяния на лице и не ночевало.
А ведь он действительно не понимает своего свинства. Его учили, что так можно, хорошо, правильно. А Дерену он обещал не нападать на моих людей, а не на соплеменников.
И вот такое никчёмное существо я таскаю с собой, как незачехлённое оружие, чтобы не сажать в волновую клетку. Ему там, понимаете ли, плохо. А Дьюпу там, видимо, хорошо…
— Ну, я хоть понял теперь, за что Дерен тебя порол! — злость во мне как всегда взметнулась внезапно. Петлёй захлестнула восприятие и в комнате потемнело.
— Ну, так бейте! — взвился наследник, выскакивая из кресла. Обороне его не учили, только нападению, и он попытался напасть.
Сила тяжести начала расти безобразными рывками, словно реактор пошёл в разнос и сейчас рванёт.
Это личное ощущение. Чужак, незнакомый с устройством космических кораблей, ощутил бы сейчас тяжесть, головокружение, помутнение рассудка. Но я видел алые пятна перегретого пространства, пляску петель причинности и черноту, как при проколах.
Эберхард, наверное, тоже видел что-то своё. Он хлопал глазами и тяжело дышал. По моим прикидкам сила тяжести уже выросла вдвое. Волевое насилие — оружие сильных.
Наследник барахтался в переплетении узлов и петель. Я ждал, не снижая, впрочем, давления.
От активных действий меня удерживала откровенная беспомощность противника. Я видел это по цвету ответной ментальной «волны», не чёрно-фиолетовой, к которой я так привык, схватываясь с тем же Локьё, а бледно-сиреневой, мутной.
Да и тяжесть наката была пока символической. Двойная сила тяжести — ещё даже не перегрузка. Для меня. Но не для щенков.
Эберхард начал задыхаться. Я ощутил, как он попятился внутренне, а внешне — юркнул в кресло, забился поглубже и вжался в него.
Добить мальчишку можно было одним ментальным движением, просто захлестнув петлёй, но я сбросил марево наката.
— Кретин недоразвитый, — злость сменилась брезгливостью. — За что ты его? Он уже тысячи пациентов спас, а ты что сделал хорошего? Кто ты такой? Кому ты нужен? Только как дерьмо под ногами путаешься! На Кьясне и так врачей не хватает, а тут ещё ты!