Прыжок над пропастью

– Мою карту не приняли в кассе магазина автозаправочной станции, – сказала Вера.

Сотрудница уточнила номер счета, затем задала ряд обычных проверочных вопросов: нужно было назвать адрес, дату рождения, девичью фамилию матери. Потом она попросила Веру подождать.

Примерно через полминуты сотрудница заявила:

– Извините, но карта заблокирована основным держателем.

– Основным держателем? – изумилась Вера.

– Совершенно верно.

Вера поблагодарила и дала отбой. Потом по очереди набрала номера, напечатанные на обратной стороне двух других карточек.

Росс заблокировал и их тоже.

Вера пришла в ярость. Она позвонила в приемную Росса на Харли-стрит. Трубку сняла его секретарша, как всегда надменная и отстраненная. Люсинда Смарт раздражала Веру несказанно. Сухая, похожая на лошадь разведенка под пятьдесят, чья сестра служила личным секретарем у принцессы Маргарет. С Верой Люсинда всегда держалась высокомерно и равнодушно.

– Люсинда, будьте добры, соедините меня с Россом, – попросила Вера. – По срочному делу.

– Мистера Рансома сейчас нельзя беспокоить, миссис Рансом. У него пациентка.

– Мне необходимо переговорить с ним сразу же, как только он освободится.

– Я передам ему вашу просьбу, миссис Рансом.

– И вот еще что. Прошу вас, передайте ему: если он не перезвонит, ужина сегодня не будет.

Он не перезвонил.

28

Когда-то – уже очень давно – шуршание шин по гравию музыкой отдавалось в ушах Веры. Росс сейчас будет дома! Когда-то она бросалась к нему, как только он показывался на пороге; она обнимала и целовала его. А однажды летним вечером, вскоре после того, как они сюда переехали, и незадолго до зачатия Алека, они лежали на полу в холле и занимались любовью – даже не закрыв дверь…

Она слышала, как залаял Распутин; он ринулся к двери, чтобы встретить хозяина. Алек в пижаме поспешил следом:

– Папа приехал! Папа дома!

Чуть раздвинув занавески, Вера увидела, как в темноте посверкивают габаритные огни «астон-мартина». Она отступила назад. На ней все еще были джинсы и свитер грубой вязки. И пусть! Сегодня Россу придется потерпеть.

Вера нарочно не потушила свет в спальне, зная, что это раздражает его. На лестничной площадке валялась на боку игрушечная полицейская машинка; чуть дальше были разбросаны детали лего – Алек пытался построить гараж, да так и не достроил. Вера и не подумала ничего подбирать.

Внизу раздался взволнованный собачий лай. Но вот скрипнула и открылась дверь, и Вера услышала голос Росса, который поздоровался вначале с собакой, затем с сыном.

– Папа, показать, что я нарисовал в школе?

Снова голос Росса, перекрывающий остальной шум:

– Распутин! Тихо, малыш! Тихо!

– Показать, папочка? Показать?

И, впервые за все годы замужества, Вера решила, что не спустится вниз. Она прошла по коридору второго этажа в одну из спален для гостей.

Включила свет, закрыла за собой дверь и села в глубокое кресло. Комната выходила окнами на участок позади дома: на лужайки, уступами спускающиеся вниз, к бассейну, на теннисный корт, сад и загоны, но в такой дождливый вечер, как сегодня, из окна не было видно ничего. Слышен лишь стук дождя по стеклу, а свинцово-серое небо тает во мраке.

Вера вздрогнула. Комната была холодная, нежилая. Обстановка тоже холодная – все подобрано со вкусом, но какое-то безличное. Нарядные шторы в цветочек в тон покрывалу; мебель красного дерева, на прикроватных столиках – стопки старых журналов «Кантри лайф» и «Вог». На стенах висели картины, убранные из жилых комнат: заурядные охотничьи сцены, пара скучных набросков, изображающих насосную станцию в Бате, и такая же скучная акварель с видом холмов Суссекса, которую они купили под влиянием шампанского и музыки в Глайндборне.

«Хорошо, что здесь тихо», – заметила Вера. В ней кипела ярость; необходимо было остыть. Ей никогда не удавалось переспорить Росса; раньше, когда они ссорились, больше всех страдал Алек – он очень пугался и замыкался в себе…

Вера закрыла глаза и стала думать об Оливере Кэботе. Она изо всех сил старалась вспомнить его лицо, однако оно ускользало… Всякий раз, когда Вера думала об Оливере, ей становилось теплее. Самое сильное чувство, связанное с ним, – теплота. Теплота и грусть, глубокая, нежная грусть, когда он говорил о своем сыне.

Острая тоска вдруг овладела ею; страстно захотелось увидеть Оливера. Вера считала, будто она уже не способна на такое, что волнения сердца остались в далеком прошлом и она никогда больше не ощутит ничего похожего. Подобные чувства она испытывала в ранней юности. Ее избранника звали Чарльзом Стуртоном. Он был похож на Алека Болдуина и обожал ее. Обаятельный, с безупречными манерами, отличный собеседник, восхитительный любовник, он обладал даром нравиться всем. И работа у него была отличная – он трудился в фирме «Сотби». Ему предлагали двухгодичную стажировку в Нью-Йорке, и он просил Веру поехать с ним. В тот момент, когда ей казалось, что все замечательно и лучше быть не может, он вдруг бросил ее.

Один короткий телефонный звонок. Он встретил другую женщину.