Прыжок в небо

– Вот и ладненько. Знать с голоду не помрём. Ты только глазки получше выковыривай. Я, когда вижу варёную картоху с глазками, то мне такое чудится! Представляю, будто бы изнутри у неё клопы повылезали и за мной подглядывают.

– Фу, дед, – скукожился Димка.

– Не фукай, профукаешь. Ишь ты, чучело косолапое, не нравится ему, когда дед душу перед ним изливает. Фукает он, понимаешь ли, – Тимофей Петрович достал из старинного буфета два ножа. Тот, что был поменьше, протянул внуку, большой оставил для себя. – Ну что, наперегонки махнём?

– Нет, так не честно будет, – сразу же запротестовал Димка. – У тебя нож вон какой здоровенный. Прямо не нож, а сабля! Таким пару раз рубанёшь и картошка голенькая. А мы её что, мыть не будем?

– А зачем её мыть? – удивился дед. – Потом, когда будет голенькая, тогда и помоем. Ты-то, поди, моешься нагишом, или в одежде?

Димка не стал спорить с дедом. Зажал в кулаке нож, в другую руку взял самую большую картошку, и начал строгать в направлении «от себя». Довольно крупные куски кожуры полетели в разные стороны. Тимофей Петрович сначала хмыкнул, потом тоненько захихикал, после сумел-таки взять себя в руки и командным голосом протрубил:

– Отставить, чучело косолапое! Ты так всю картоху на куски перерубишь, нам с тобой есть нечего будет. Гляди сюды: ножичек заводим под самую её шкурочку, на чуток, на полкончика, и тянем его к себе. Ага?

– Ага, – кивнул Димка и поднял глаза на деда. – Ноу проблем, дед!

Он снова взял картошку и нож. С видом знатока аккуратно врезался в картофелину и дёрнул «на себя». Ойкнул, из порезанного пальца показалась кровь.

– Тьфу ты, ну ты, – сплюнул Тимофей Петрович, – хреновый из тебя, Митька повар получается. С этого моменту назначаю тебя раненым бойцом. Так, сейчас я тебе перевязку делать буду.

Дед вытер руки о полотенце, висевшее на крючке рядом со столом, и принялся копаться в ящике буфета. Вытаскивая одну за другой разные баночки и пузырёчки, он время от времени чертыхался, повторял «тьфу ты» и бурчал что-то себе под нос. Наконец, он таки обнаружил маленькую коричневую ёмкость с нужным снадобьем, выпрямился в рост, с грохотом задвинул ящик на место и лицо его просияло:

– Сейчас замажем твою дырку вот этой мазью, завтра утром поглядишь и удивишься.

– Чему удивлюсь? – осторожно поинтересовался Димка. – Что так быстро зарастёт?

– Куда там, зарастёт… – дед хитро прищурился. – Рука отвалится. Я ведь точно не знаю та ли это мазь, которой твоя бабушка всех лечила.

– Дед, а может не надо экспериментов? Или хотя бы йод поищи, а? Ну ведь йод-то должен быть?

– Палец подставляй, чучело косолапое! – командовал Тимофей Петрович. – Валюша моя никакой химии не доверяла, лечила всех исключительно своими спецсредствами.

– Ой-ой-ой, щиплет-то как, – Димка начал дуть на рану.

– Это тебе картоха мстит, за то, что ты к ней не с той стороны подкрался, – ёрничал дед.

Спустя несколько минут Димка сидел на стуле с туго забинтованным пальцем и поглядывал, как Тимофей Петрович ловко чистит картошку. Бася примостилась на подоконнике и наблюдала, как соседская курица Пеструшка тянет земляного червя. Червь оказался длинным и несговорчивым, никак не хотел сдаваться. Как только Пеструшка выпускала его из клюва, чтобы лапой подкопать земли, червяк тут же ополовинивался, глубже зарываясь в мягкую взрыхлённую курицей землю. Пеструшка снова хватала его, снова тянула. Тут с громким лаем из-за угла появился Шарик. Курица отпустила свою добычу, замешкалась. Когда же собачья угроза пронеслась мимо, червяка и след простыл. Димке показалось, что Бася улыбнулась нерасторопности курицы, в её коротком «мр-мя» он ясно услышал осуждение: «Вот растяпа. От меня не сбежал бы». С поднятым кверху хвостом и гордым видом, кошка спрыгнула с подоконника и направилась к двери.

– Басюшка, далёко-то не уходи. Скоро мы с Митькой есть будем, и тебе перепадёт, – Тимофей Петрович поглядел кошке вслед. Прежде чем выйти из дома, Бася остановилась, и Димке снова показалось, что умная кошка кивнула деду, мол: «Поняла, скоро вернусь».

– Дед, как ты её так выдрессировал?

– Кого? Баську что ли? – переспросил дед. – Чего-то ты, Митька, попутал. Тут тебе не цирк. У нас всё общение строится на любви и понимании, не как в цирке.

– Не понял, а как в цирке? Там же тоже животных кормят, ухаживают за ними.

– Так, да не так. В цирке, Митька, как в жизни. Получил рыбку – отработай, или, в крайнем случае, лизни хозяина в нос. В нос не лизнёшь, можно так этой рыбиной по морде огрести, что мало не покажется. А у нас с Баськой – высокие отношения. Я же её кормлю не за то, что она меня в нос лижет, а просто за то, что она у меня есть.