Прыжок в неизвестное

С трудом воздвигнутое здание холодного безучастия рассыпалось в прах.

Там, наверху, в этой комнате, Соня в этот миг лежала в объятиях Георга Вайнера. Свет погасила она. И теперь принадлежит ему. Для обоих теперь наверху начинался час, о котором мир ничего не должен был знать. Безмолвное соглашение, покорность и обладание - вот что означала наступившая мгла. А Демба стоял внизу, жалким образом обманутый гладкими фразами, которыми вооружился против гнева и боли и которые теперь падали на землю, как увядшие листья. В отчаянии, чувствуя себя глубоко несчастным, дрожа от страдания и ненависти, терзаясь завистью и готовый заплакать, стоял Демба на улице.

Но не должны они оставаться наедине! Она не должна лежать в его объятиях! Пусть они оба не думают, будто могут скрыться от Дембы и от всего света.

Он не мог не взбежать по лестнице. Он не знал, что сделает, как и что скажет. Ему хотелось только взломать дверь и вдруг появиться в комнате как укор, как жалоба, как угроза, как тревожный сигнал.

И он пошел, задыхаясь, сжав кулаки, и все же-с трепещущим от страха сердцем - пошел к воротам.

Но тут из ворот вышел вдруг на улицу молодой человек. Это был Георг Вайнер, и он был один.

Подойдя к краю тротуара, он поглядел вправо и влево вдоль улицы и подозвал фиакр.

Одно мгновение Демба смотрел на соперника в крайнем изумлении. Потом с большим облегчением перевел дыхание.

Георг Вайнер был дома совсем один. Да. Сони у него не было. Они не обнимались, не целовались в темноте. Только собираясь уходить, Вайнер погасил свет в своей комнате.

Пускай вчера она была у него, пускай завтра опять придет! Это было ему совсем неважно. Но что Соня теперь, как раз теперь, когда Демба в бессильном гневе не спускал глаз с окна, не была наверху, это делало Дембу счастливым. Внезапно наступивший в комнате мрак означал только уход Георга Вайнера из квартиры, и это наполняло Дембу благодарностью и радостью.

И теперь, когда спокойствие опять вернулось к нему, он попытался еще раз спрятаться за красивыми словесными оборотами. Но гладкие фразы утратили свою обольщающую и успокаивающую силу.

Нет. Ничего не поделаешь. Теперь он не может уйти домой. Еще раз должен он с нею повидаться перед ее отъездом. Еще раз стоять перед нею, смотреть на нее, слышать ее голос и смех и безмолвно с нею проститься.

Георг Вайнер собирался сесть в фиакр. Он, казалось, торопился. "Должно быть, он едет к ней, - подумал Демба. - И теперь он должен будет мне сказать, где ее можно видеть".

- Здравствуйте, коллега! - сказал Демба и вынырнул из мрака.

Георг Вайнер обернулся.

- Добрый вечер, Демба, - сказал он холодно.

- Вы куда? - спросил Демба, и сердце у него при этом заколотилось.

- В погребок "Резиденция", - ответил Вайнер.

- В "Резиденцию"? Там уютно, не правда ли?

- Довольно уютно.

- Чрезвычайно уютно в "Резиденции"! - пылко сказал Демба. - Возможно, что и я туда приду.

Глава XVII

Демба был в раздраженном состоянии духа, когда открывал дверь. Он больно ушибся коленом о стул в темном коридоре, который вел в отдельный кабинет. Вошел он не сразу; остановился в дверях, под прикрытием вешалки, нагруженной шляпами и пальто.

В маленькой комнате было слишком натоплено. Свет ослепил его; однако Демба сразу заметил, что Сони здесь нет. Но он увидел тут в сборе ее приятелей и приятельниц, в обществе которых она почти постоянно бывала последнее время. Тут были две барышни, учившиеся на драматических курсах. Против двери сидел доктор Фурман, коренастый мужчина с лицом сердитого бульдога и шрамом на левой щеке. У него был зычный, пронзительный голос, звучавший, как рожок автомобиля. Являлось желание быстро отскочить в сторону всякий раз, как он начинал говорить. По другую сторону стола, против Георга Вайнера, сидел, к величайшему огорчению Дембы, в облаке сигарного дыма и со своею вечной, ничего не говорящей улыбкой на губах Эмиль Хорват.

Демба приходил в ярость при одном воспоминании о Хорвате. Иногда, когда он давал урок у Бекеров, Хорват, запросто бывавший у них, входил в комнату, не здоровался, слушал, снисходительно усмехаясь, как Демба объяснял мальчикам неправильные глаголы, и затем с высокомерной насмешкою удалялся. Нахал! Бывало, войдет, подаст мальчикам руку, не обращая внимания на Дембу, одного потянет за ухо, другого хлопнет по щеке и спросит, дома ли Элли... Элли! Фрейлейн Бекер он попросту называл Элли. Но не может же господин Хорват подать руку репетитору. Репетитор принадлежит к прислуге, семьдесят крон в месяц и стол! Он для господина Хорвата то же, что воздух. Но что же представляет собою, в сущности, господин Хорват? Член правления. Член правления акционерного общества маслодельных заводов, больше ничего. Ни высшего образования, ни диплома. Ниже его достоинства!.. Демба чувствовал, как у него кровь приливает к голове от раздражения.