Пшеничное зерно. Распятый дьявол

— Жена не в счет. Собираясь на танцы, не душатся старыми духами. Прошу тебя, Каринди, апельсин души моей, выслушай меня внимательно, я должен сказать тебе столько прекрасных слов. Я сниму тебе дом в Фураха Лео, или же в центре, на Кениата-авеню, или в другом каком районе. Выбирай по собственному вкусу. Куплю мебель, ковры, портьеры — все, что пожелаешь, выпишу из Парижа, Лондона, Берлина, Рима, Нью-Йорка, Токио, Стокгольма или Гонконга. "Импортная мебель и кухонная утварь". Накуплю тебе нарядов по последней моде с лондонской Оксфорд-стрит, из парижских домов моделей. Туфельки закажем в Риме — на шпильках и на платформе. Знаешь, как прозвали эту обувь в народе? "Идти некуда, что же мне спешить?" Пусть весь Найроби на тебя оборачивается, пусть завидуют: "Вон идет шоколадка босса Кихары". Если ты ответишь мне взаимностью, дашь неземное счастье и наслаждение, куплю тебе корзиночку на колесах — на рынок ездить, по магазинам, за город по воскресеньям. Пожалуй, "альфа-ромео" — это как раз то, что надо. Каринди, ягодка, мой апельсинчик, цветок души моей, будешь умницей — распрощаешься с нуждой…

Каринди едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.

— Мистер, позвольте вам задать один вопрос.

— Хоть тысячу!

— Вы что же, решили на мне жениться?

— Ах, зачем ты притворяешься, будто не понимаешь, о чем речь! Разве не ясно?.. Будь моей, будь паинькой.

— Нет. Я никогда не заведу романа с Боссом!

— Что же тебя пугает, ягодка?

— Прежде всего не хочу разрушать вашу семью. Чужое ожерелье напялишь — свое потеряешь.

— Я же говорю тебе, — собираясь на танцы, не душатся старыми духами. Каринди, драгоценная, мой сочный помидорчик! Что же все-таки тебя страшит? В чем загвоздка?

— У меня есть мой Камунгонье, мой молодой возлюбленный.

— Ха! Каринди, не смеши меня. Неужели ты и в самом деле так старомодна? Ты говоришь об одном из этих необразованных сопляков, которые тужатся казаться взрослыми мужчинами? Да они даже обряда посвящения не прошли!

— Батат, который своими руками выкопаешь, не гниет. Сахарный тростник, что срезала сама, спел и сладок. У любимого глаза не косят. Тот, кого вы поносите и хулите, мой избранник, суженый мой.

— Послушай, Каринди, что я тебе скажу. — Босс Кихара ловит ртом воздух, встает из-за стола, подходит вплотную к Каринди. — Старая легенда врет. В наше время все иначе: богатых стариков предпочитают молодым оборванцам. Вайгоко побрил волосатую грудь, прикрыл ее деньгами… Но верно и то, что сердцу не прикажешь. Я не буду уговаривать тебя. Ты отказалась от роскошного дома и дорогих нарядов, не хочешь и корзинки на колесах. Ладно, будь по-твоему. Но не откажи мне хотя бы в одном…

— Вы же ходите в Храм небесный, чтите Библию. Когда придете домой, откройте тринадцатую главу Послания к римлянам. Там сказано: "Попечение о плоти не превращайте в похоть…"

— Но в той же книге говорится: "Просите, и дано будет вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят". Ягодка моя, любимая, нам нет нужды подыскивать место для свиданий. Контора вполне подходит. Если бы стены умели говорить, они бы многое порассказали. Гладкий цемент — восхитительная постель, он излечивает от сутулости и укрепляет позвоночник.

— Я и так не сутулюсь! — выпаливает Каринди, уже не скрывая возмущения. Босс Кихара тянется обнять ее. Оба едва не падают, задев за стул. Каринди перекидывает сумочку через плечо, пятится к двери. Босс Кихара преследует ее, они кружат по кабинету, словно охотник и лань. Босс Кихара уже отбросил все приличия, он больше не притворяется робким влюбленным. Набрасывается на девушку, хватает ее за талию. Каринди старается вырваться, молотит его кулаками по груди. В сумке у нее складной ножик, но ей не удается его достать. Оба тяжело дышат. Каринди чувствует, что ей не совладать с ним.

— Если вы не прекратите, — выпаливает она, — я закричу, позову на помощь!

Босс застывает, вспомнив о жене и детях, о воскресных службах в Храме небесном, где ему нередко выпадает честь читать прихожанам Библию; его приглашают на свадьбы, где он наставляет молодых жить в мире, любви и согласии. Даже представить страшно, какой скандал разразится, если его обвинят в изнасиловании секретарши! Позор на всю страну! Огонь, полыхавший в нем, сразу гаснет. Он отпускает Каринди, утирает платком вспотевшее лицо. Пытается что-то промямлить, найти спасительные слова: криво улыбается, но ему явно не до смеха. Наконец он выдавливает из себя:

— Каринди, ты вовсе не понимаешь шуток. Поди, вообразила бог весть что! Я просто поиграл с тобой, как отец с дочерью. Теперь иди. Письмами займемся завтра с утра.

Каринди отправляется домой, вне себя от "отеческих шуток". Знает она им цену! Так шутит леопард с овечкой…

Наутро она, как обычно, спешит в контору, но приходит с пятиминутным опозданием. Босс Кихара уже на месте, он вызывает ее к себе. Каринди смущена, ей вспоминается вчерашняя схватка. Босс даже не поднимает глаз, углубившись в газету.

— Мисс Каринди, в последнее время вы ведете себя так, будто сами себе начальник.

— Извините, сэр. Автобус опоздал.