Так как это единство бытия невозможно постичь нашим рациональным разумом, оно выражает себя — как и всегда в таких случаях — через символику. У многих народов мы находим попытки объединить вышеупомянутые два аспекта (то есть мандалу и синхронистичность) в стремлении создать некое устройство, с помощью которого можно наладить контакт с
Не только в алхимии, но и в других областях древней науки существовали подобные гороскопу круговые структуры, перенесенные, так сказать, с небесного хода вещей в материю либо в какую-то особенную ситуацию. К примеру, в геомантии либо так называемых «сферах» Псевдо-Демокрита или Петосириса[46]
присутствовали мандалы, использовавшиеся для дивинации, получения знаний о том, о чем обычными средствами узнать было невозможно, кроме как через «абсолютное знание» (например, где прячется сбежавший раб или выживет ли больной человек или умрет) [10].В своей замечательной книге «Джордано Бруно и герметическая традиция» Фрэнсис Йейтс[47]
показывает, что в период Ренессанса наблюдалось колоссальное возрождение интереса именно к такому символизму [11]. Начался этот подъем с Марсилио Фичино[48] и его работыПико делла Мирандола[52]
придерживался сходных идей и его мандала также служила в первую очередь для собирания воедино разрозненной внутренней реальности и соединения с Богом. Она была очень похожа на мандалу Фичино, троичную по своей структуре, так как и Мирандола и Фичино оба сохраняли во многом христианское отношение к миру, что и отражалось в их учениях.В противовес им Бруно[53]
принял языческое мировоззрение (Weltanschauung) и поклонялся преимущественно египетским божествам, поэтому его космическая мандала имеет четверичную структуру. Как и у Фичино, она помогала воссоединению своего «внутреннего человека» но также могла превратить человека в могущественного «мага», способного демонстрировать во внешнем мире необычные способности.Мандала Бруно была, кстати, и мнемотехнической системой (о чем будет сказано далее). Фрэнсис Йейтс даже утверждает, что Бруно поддерживал гелиоцентрическую систему Коперника и умер во имя этой идеи как мученик, руководствуясь, впрочем, не научной ее ценностью, а потому, что она была сходна со структурой его мандалы, оказывавшей на него огромное влияние[54]
.