Психофильм русской революции

На берегах Невы, в столице Империи, бушевала молодая кровь, отравленная ядовитыми газами революции. Курсистки Лесгафта и студенты Императорского университета посылали японскому микадо телеграмму с пожеланиями победы над варварской Россией, дабы на крови русского солдата воздвигнуть знамя свободы и приблизиться к осуществлению земного рая.

В это время в Харькове волновалась студенческая молодежь. В тускло освещенной студенческой комнате шло собрание. Смешались потертые студенческие мундиры с тужурками технологов и ветеринаров. Между ними маячили в тусклом освещении накуренного помещения темные платья курсисток. Слышались речи, одухотворенные радостными надеждами на скорое наступление социалистического рая и на победу революции. Звучали старые напевы об ужасах царского самодержавия, и смаковались неудачи Маньчжурской армии. Непримиримые эсдеки на этот раз сходились с подхлестываемыми террором эсерами в своем презрении к черносотенной студенческой сволочи, ко -торая позорит своими патриотическими выступлениями славные революционные традиции студенчества.

На видавшем лучшие времена растрепанном диване у стены, в полумраке, развалившись, сидел восторженный юноша, вдохновляемый взглядами своей соседки, и с пафосом цитировал отрывки из только что полученного для распространения зарубежного органа Петра Струве «Освобождение». Там поносился Император Николай II и русские силы призывались к свержению самодержавия. «Господа военные, - декламировал юноша, - нам не нужно вашей пассивной, бессмысленной храбрости в Маньчжурии! Обратитесь против истинного врага страны. Он в Петербурге, в Москве. Этот враг - самодержавие и самодержавники. Революция должна стать в России правительством...»

В экстазе впивались блестящими глазами в студента курсистки, и ропот одобрения пронизывал накуренную атмосферу студенческой комнаты.

«И станет!» - вопил призыву дружный хор молодых голосов. По обычаю студенческих собраний был выставлен маячащий на сторожевом посту. Но молодой студент замечтался и прозевал шпиков.

В самый разгар пафоса и пожеланий провала Маньчжурской войны в запертую дверь раздался стук: «Именем закона отворите!»

Короткое смятение. Суета. Но нет времени замести следы, спрятать «литературу». Находчивая курсистка собрала быстро тонкие листки «зарубежного органа» и неумело засунула пачку под подушку на ветхом диване, на котором только что наслаждалась героизмом юноши, желавшего гибели русских солдат во имя революции. Быстро расселись по местам и приняли независимо-невинный вид.

Дверь отворилась, и среди общей тишины в комнате появился жандармский полковник Кобылинский с городовым и классическими «шпиками» в гороховом пальто.

- Что у вас тут за собрание? - обратился к молодежи полковник.

Обычная нерешительная мотивация: обсуждаем-де учебные дела. Тогда молодежь еще не умела так нагло лгать.

Опытным взглядом обвел пожилой полковник комнату. Медленным, спокойным шагом подошел к дивану и добродушно опустился на него, спиною к той самой подушке, под которую неумело засунула курсистка пачки «Освобождения». Отечески повернувшись лицом к молодежи, полковник поучал ее тому, что собрания без разрешения не допускаются.

- По долгу службы должен произвести обыск. - И он махнул рукой помощнику пристава.

Агенты и городовые пощупали столы, слегка пошарили и, не обнаружив ничего преступного, кроме нескольких бумажек с глупыми стихотворениями типа «Буревестника», обратились к начальнику:

- Прикажете обыскать господ студентов?

Полковник отрицательно махнул рукой и отпустил свой персонал.

Стояла тишина. На лицах пламенных и некрасивых курсисток, недавно вдохновлявших юношей, появилось смущение, а сердце радостно трепетало в надежде: «Не нашли!».

Полковник молчал. Все стояли и сидели в ожидании. Спокойно засунул руку назад, за спину, и невозмутимо вытащил из-под подушки растрепанные листки «Освобождения».

- Ну, а это что? И на что вам нужна эта гадость? Вы, цвет России и будущий мозг ее, читаете эту мерзость, жаждущую поражения Русской армии! Скорее сожгите это, иначе я должен буду вас арестовать и причинить вам неприятности...

Немного говорил царский опричник и не задевал чутких струн самолюбивой русской молодежи. Спокойно встал, ласково простился и вышел...

Немного было сказано и после его ухода. В печке вспыхнул очистительный огонь, и пламя поглотило ядовитую отраву, которую вселял в душу молодежи растлитель земли Русской. Из страны, недосягаемой для рук царских жандармов, он вещал первый лозунг пораженчества: «Чем хуже, тем лучше». На крови русского солдата он сокрушал весь старый мир.

А в трагический для России день встретивший меня в одном обществе студент торжественно заявил: «Сегодня для меня радостный день: наших разбили под Цусимой!».