Потому-то в свое время и невзлюбила русская интеллигенция роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой теленок» — и за что? За один-единственный второстепенный образ, в котором упомянутый подход был весьма талантливо осмеян. В нем то, что Фрейд называл «наградой от болезни», выглядит правдоподобно и оттого еще более уморительно: «Есть люди, которые не умеют страдать, как-то не выходит. А если уж и страдают, то стараются проделать это как можно быстрее и незаметнее для окружающих. Лоханкин же страдал открыто, величаво, он хлестал свое горе чайными стаканами, он упивался им. Великая скорбь давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении русской интеллигенции, а равно и о трагедии русского либерализма. «А может, так надо, — думал он, — может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией? Галилей, Милюков, Ф. Кони. Да, да, Варвара права, так надо!» Душевная депрессия не помешала ему, однако, дать в газету объявление о сдаче внаем второй комнаты». Впрочем, состояния такого рода никому и никогда не мешали сдавать освободившуюся жилплощадь, чтобы было чем поддерживать жизнедеятельность во время психологических игр. Гораздо приятнее предаваться мукам и думам в комфортабельных условиях, дабы низкие материальные потребности не снижали полета души.
И читателям «Золотого теленка» даже казалось, что от структурирования времени в духе Лоханкина придется отказаться. Навсегда. Кто примет всерьез любимый имидж после такого-то пасквиля? Над истериками и упованиями Васисуалия Лоханкина заливисто смеялась молодая, агрессивная поросль, не подозревая, сколь прилипчивы лоханкинские, выражаясь профессиональным слогом, паттерны поведения.
Никакая пародия не в силах разрушить стереотип. Потому что стереотип — не маска, а целая структура действия, поведения, восприятия.
Она не накладывается поверх реального рисунка личности, она формирует этот рисунок, служит ему и рамкой, и основой, и изобразительным средством. А потому способна устоять и перед насмешкой, и перед осуждением со стороны других людей. Особенно, если эти люди — представители других социальных групп. Те, кто не причастен к святая святых тайн вашего сообщества. О чем идет речь? Сейчас объясним.
Действительность с ее проблемами пугает. Причем всех, даже людей очень храбрых и жизнестойких. Желание бросить «эту бодягу» и сбежать на волю, в пампасы обуревает и довлеет. Вон, до чего додумался прагматичный ум бухгалтера Берлаги[52]
, спасавшегося от чистки в сумасшедшем доме: закосил под шизика, назвался вице-королем Индии, потребовал вернуть ему любимого белого слона, да еще каких-то магараджей без конца призывал… А в палате буйных встретил он Кая Юлия Цезаря, значившегося в паспорте бывшим присяжным поверенным И.Н. Старохамским. И сказал Берлаге Кай Юлий Старохамский, драпируясь в одеяло, что в Советской России сумасшедший дом — это единственное место, где может жить нормальный человек, поскольку сумасшедшие, по крайней мере, не строят социализма. А все остальное — это сверхбедлам.Собственно, не в социализме дело. Строительство капитализма или строительство собственной карьеры тоже от сверхбедлама ненамного отличается.
В тот или иной момент жизнь вообще кажется слишком опасной (варианты: слишком скучной, слишком непредсказуемой, слишком предсказуемой, слишком короткой, слишком длинной, слишком унылой, слишком суетной) — неважно какой именно. Важно то, что любое указанное качество присутствует в человеческой жизни в количестве, вызывающем дискомфорт.
Это ощущение рано или поздно (но чаще всего в период взросления) приводит к мысли спрятаться, убежать, уйти — словом, переместиться в другой мир, более удобный для существования.
В окружении виртуальных благ можно провести годы и годы, словно Жан-Батист Гренуй из романа Патрика Зюскинда «Парфюмер», или приснопамятный Горлум: ползать в гнилой тьме пещер, питаясь подножным кормом и воображая себя властелином мира, предметом всенародного обожания. Чем, собственно, и занимается изрядное количество людей. Им кажется, что судьба к ним недостаточно щедра и благосклонна. Справиться с этой напастью они не в силах, значит, необходимо забыть. Обо всем — и в первую очередь о себе, ужасно маленьком, и о реальном мире, ужасно жестоком. А взамен создается воображаемый Эдем, в котором тебе рады несказанно, потому что ты и сам здесь чудо как хорош: семь пядей во лбу, в плечах косая сажень и ниже тоже красота. Для особ женского пола предлагается стандарт 90-60-90, каскад блестящих и послушных волос, докторская степень и легкая пресыщенность обожанием со стороны сильного пола. А пока новоиспеченный Горлум Гренуй воздвигает свои спелеосады, реальность предъявляет ему счета, счета, счета. Море счетов. Их надо как-то оплачивать, не то тебя выдернут из нирваны и заставят быть кредитоспособным. А если ты не такой? В смысле, не кредитоспособный?