Почему она пришла? Она сама не знала. Она боялась Джейн и не доверяла ей — может, именно поэтому. Джейн ее враг. Но она боялась, что враг мудрее ее. Нелл признавала, что Джейн умная женщина — возможно, дурная, даже скорее всего, — но все же у нее есть чему поучиться.
Она начала довольно грубо, напролом. Как Джейн считает: будет ли музыка Вернона иметь успех — быстрый успех? Она тщетно старалась сдержать дрожь в голосе.
Она ощущала на себе взгляд холодных зеленых глаз Джейн.
— Трудно приходится?
— Да…
Из нее так и посыпалось: необходимость изворачиваться, молчаливое, но сильное давление матери, слегка завуалированное упоминание, что есть некто, имя не называлось, который все понимает, он добрый, и он богатый.
Как легко говорить это женщине, даже Джейн, которая ничего не знает. Женщины понимают — они не фыркают и не говорят, что все это неважно.
Когда она кончила, Джейн сказала:
— Да, вам нелегко. Когда вы впервые встретили Вернона, вы понятия не имели обо всех этих делах насчет музыки, так ведь?
— Так. — Нелл начал раздражать ее тон. — О! Вы, конечно, считаете, что все должно быть подчинено его музыке, что он гений, что я должна с радостью отдать себя в жертву.
— Нет, ничего подобного я не думаю. Я не знаю, что такое гений или творчество. Просто некоторые рождаются с чувством, что они значат больше других. Невозможно сказать, кто прав. Для вас лучше всего было бы уговорить Вернона бросить музыку, продать имение и жить с вами на проценты. Но я знаю, что у вас нет ни малейшего шанса заставить Вернона бросить музыку. Гений, а может, искусство, назовите как хотите, сильнее вас. Вы будете как король Канут[143]
на берегу моря. Вы не можете отвернуть Вернона от музыки.— Что же мне делать? — беспомощно сказала Нелл.
— Ну, вы можете выйти замуж за того, другого, мужчину, о котором говорили, и быть с ним разумно счастливы, или же вы можете выйти за Вернона и быть несчастной с отдельными периодами блаженства.
— А вы бы что выбрали? — прошептала Нелл.
— О, я бы вышла за Вернона и была несчастна, но некоторым нравится получать удовольствие с горем пополам.
Нелл встала. В дверях она обернулась — Джейн не пошевелилась. Она полулежала, откинувшись к стене, и курила, полузакрыв глаза. Она была похожа одновременно на кошку и на китайского идола. Нелл охватила волна ярости.
— Я вас ненавижу! — вскричала она. — Вы отняли у меня Вернона! Да, вы! Вы плохая… вы — злая! Я знаю, я чувствую. Вы дурная женщина.
— Ревнуете, — спокойно сказала Джейн.
— Значит, признаете, что есть за что? Это не Вернон вас любит — он не любит и никогда не будет вас любить. Это вы хотите захватить его.
Наступила напряженная тишина. Потом Джейн, не меняя позы, засмеялась. Нелл выбежала прочь из ее квартиры, не сознавая, что делает.
Себастьян часто бывал у Джейн. Обычно он заходил после обеда, предварительно позвонив. Оба находили странное удовольствие в обществе друг друга. Джейн поверяла Себастьяну, как она сражается с ролью Сольвейг: трудная музыка, трудно угодить Радмогеру, еще труднее — себе. Себастьян делился с Джейн своими честолюбивыми мечтами, ближайшими планами, смутными идеалами будущего.
Как-то вечером, когда они, наговорившись, замолчали, он сказал:
— Легче всего мне бывает разговаривать с тобой, почему — не знаю.
— Ну, в некотором роде мы с тобой одной породы, верно?
— Разве?
— Я так думаю. Не внешне, а по существу. Оба любим правду. Оба принимаем вещи такими, как они есть.
— А другие нет?
— Конечно нет. Нелл Верикер, например. Она все видит так, как ей показали, или так, как хочет видеть.
— Раба условностей?
— Да, но есть и другая крайность. Джо, например, гордится тем, что не считается с условностями, а это приводит к узости и предубежденности.
— Да, ей лишь бы быть «против» — не важно, против чего именно. Она такая. Ей нужен бунт. Она никогда не пытается как следует разобраться и оценить по достоинству предмет, против которого бунтует. Вот почему мое дело безнадежно. Я преуспеваю, а она обожает неудачников. Я богат — значит, от брака она ничего не потеряет, а выиграет. Даже то, что я еврей, в наше время не так уж плохо.
— Даже модно, — засмеялась Джейн.
— И все равно, Джейн, у меня такое чувство, что я ей нравлюсь.
— Вполне возможно. У нее неподходящий для тебя возраст, Себастьян. На твоей вечеринке тот швед сказал удивительно верно, что разделенность во времени страшнее разделенности в пространстве. Если кого-то не устраивает твой возраст, это безнадежно. Может быть, вы созданы друг для друга, но родились в разное время. Звучит нелепо? Если бы ей было тридцать пять, она бы тебя любила до безумия — такого, как ты есть. Любить тебя суждено женщинам, а не девочкам.
Себастьян смотрел на камин. Был холодный февральский день, и на углях были сложены дрова — Джейн не признавала газовые камины.
— Джейн, ты не задумывалась, почему мы с тобой так и не влюбились друг в друга? Платоническая дружба — большая редкость. Ты очень привлекательна. В тебе есть нечто от сирены — оно проявляется бессознательно, но оно есть.
— В нормальных условиях могли бы.