Психология семейных отношений

Мы можем видеть, как амбиция человека на роль субъекта наталкивается на слабость и ограниченность возможностей человека. И тогда, вместо бесконечного усиления своих духовных и физических возможностей, что уравнивало бы личность с образом подлинного Субъекта мира, человек начинает усекать безмерный мир до уровня своих слабых возможностей. В подчеркнутой Э. Фроммом альтернативе «Иметь или быть?»[3], отражающей опасную деградацию мотивов западного общества, российские реформаторы выбирают примитивные цели существования, отразившие девальвацию субъектности человека – «жить, чтобы иметь». Лозунг – далекий от высших идеалов российской духовности.

Противостояние двух образов субъектности – подчинение силе космического субъекта, управляющего нами, или же признание за человеческим индивидом функций субъекта деятельности – предполагает различную организацию мотивов и разную стратегию поведения. Ценности демократии как участия народа в управлении государством могут возникнуть лишь в том случае, если люди принимают на себя функции субъектов управления деятельностью.

Противостояние образов субъектности «человек или космос» имеет выраженную географическую детерминированность. Личность как субъект активного преобразования мира – явление западной ориентации. Покорное признание космической детерминированности судьбы – традиционная позиция Востока. Россия, находящаяся в зоне взаимодействия Запада и Востока, переживает всю сложность единства этих противоположных тенденций.

Нужно вспомнить, что материальная природа едина и ее субъектные способности лишь проявляются на разных уровнях организации – от космоса в целом, до общества как субъекта и отдельного человека, получающего свои субъектные свойства от той же природы. Психика человека есть один из уровней организации природы, компонент самоорганизующейся и самодвижущейся природы. Социум, как детерминирующий человека субъект, также является органической частью природы, а не привнесенным в нее образованием, как это видится в традициях западной культуры. Противоречие между субъектностью природы и субъектностью личности – это внутреннее противоречие в организации единого космического Субъекта, частью которого мы являемся, а вовсе не противостояние изначально раздельных субъектов: «человек-природа», «человек-общество» или «человек-Бог». Поэтому механизмы формирования тех или иных субъектных качеств личности у представителей разных народов стоит поискать в особенностях организации природы, детерминирующей становление человека. Противопоставляет ли себя человек природе как самостоятельный субъект деятельности или же он признает право субъектности за природой – это, конечно, внутренняя личностная позиция. Но психология эта зависит не от капризов человеческой амбициозности, а от состояния Субъекта в целом. Человек вторичен, а природа первична. Именно в особенностях детерминирующей нас природы, заложены причины формирования у людей стремления к принятию на самих себя субъектных функций.

Ни общинная Русь, ни племенная Европа, ни Африка, ни Азия или доколумбова Америка не знали всенародных демократических устремлений. Власть и богатство не были объектом мечтаний, а были ответственной миссией единиц, сложной судьбой рожденных для этого. Человек же обычный, массовый был занят проблемами своего клана и решал их в соответствии со своей ролью и миссией в родовой структуре. Он не только не стремился к государственному управлению, но был бы просто шокирован такой неожиданной задачей, если бы ему ее предложили. Ощущая себя органической частью родовой системы, человек выполнял заданные ему функции, направлял агрессию не на разрушение или преобразование общества, а на расширение зоны жизнедеятельности рода. До идеалов «свободы личности» было еще далеко. Не было смысла «свободы», поскольку еще не сформировалось и само чувство несвободы человека от общества.

Для большинства жителей планеты такое положение дел естественно и сегодня. Миллиарды людей живут в отрыве не только от декларируемых демократических ценностей, но и вообще от текстовой культуры, формирующей эти ценности. Ф. Ницше[4]

и А. Адлер[5], определявшие стремление к власти в качестве одного из базовых мотивов жизни, на самом деле выразили лишь взгляды позднехристианской Европы и представления о человеке уже разрушенного родового общества.