Психопат-тест. Прогулка по фабрике безумия

— Львы, — говорил Эл Данлэп — загорелый, явно в хорошей форме, устроив мне экскурсию по дому. На нем была обычная ветровка и свободные брюки. Время от времени Эл поблескивал ослепительно белыми зубами. — Львы. Ягуары. Львы. Всегда хищники. Хищники. Хищники. Хищники. Я испытываю глубочайшее уважение к хищникам, я преклоняюсь перед ними. И не жалею ни о чем из того, что сделал.

«Пункт 5: Хитрость/склонность к манипулированию, — записал я у себя блокноте. — Из его заявлений можно сделать вывод, что мир для него состоит из «хищников и жертв». Он считает, что было бы глупо не воспользоваться слабостями окружающих».

— И золото тоже, — заметил я. — Здесь у вас много золота.

В доме висел портрет Данлэпа, на котором он был изображен сидящим на золотом троне, в золотом галстуке, с золотыми доспехами у дверей и золотым распятием на каминной полке.

— Золото сияет, — отозвался Эл. — Акулы.

Он указал на скульптуру, изображавшую четырех акул, окруживших земной шар.

— Я преклоняюсь перед хищниками, — продолжал он. — Их сила помогает вам преуспеть в жизни. Вон там — соколы. А там — аллигаторы. Аллигаторы. Еще аллигаторы. Тигры.

— Создается впечатление, словно здесь побывали Мидас с королевой Нарнии, — заметил я, — а королева Нарнии пролетала над каким-то особенно страшным зоопарком, обратила всех его обитателей в камень и затем перенесла их сюда.

— Что вы говорите? — переспросил Эл.

— Ничего, — отозвался я.

— Нет-нет, — настаивал он, — повторите, пожалуйста, то, что вы только что сказали.

Он окинул меня ледяным взором своих голубых глаз, от которого мне чуть не сделалось дурно.

— Бессмысленный набор слов, — ответил я. — Я попытался пошутить, но вместо шутки получилась глупость.

— Ах, вот как, — протянул Эл. — Давайте я покажу вам окрестности. Вы предпочли бы прогуляться или сыграть в гольф?

— Думаю, лучше прогуляться.

Мы прошли мимо нескольких экстравагантных картин, писанных маслом, с изображением его любимых немецких овчарок. В тот знаменитый семинедельный период в середине девяностых годов, когда Данлэп уволил 11 200 работников «Скотта», он потребовал от руководства компании, чтобы она оплатила ему два номера «люкс» в отеле «Четыре сезона» в Филадельфии, один для него и его жены Джуди, а второй — для двух его собак. У Данлэпа от первого брака есть сын Трой, но в доме нигде нет даже его фотографий, зато масса изображений немецких овчарок и громадных портретов самого Эла и Джуди в полный рост и в золотых рамах. На портретах оба выглядят серьезно и величественно.

Мы прогулялись по лужайкам. Я заметил Джуди, которая стояла у озера рядом с каменной скульптурой, изображавшей милого ребенка со спутанными волосами. На ней был тренировочный костюм персикового цвета, и она так же, как и Эл, была блондинкой. Джуди просто стояла и смотрела на озеро, не двигаясь.

— Как-то вы посетили одно предприятие, — сказал я, обращаясь к Элу, — и там осведомились у сотрудника, сколько времени он проработал на одном месте. Тот ответил: «Тридцать лет». И тогда вы спросили: «Что заставило вас работать на одну и ту же компанию в течение целых тридцати лет?» Для него это было предметом гордости, а для вас — явно негативной характеристикой.

— Конечно, негативной, — ответил Данлэп. — И вот почему. Если вы остаетесь где-то надолго, то превращаетесь в обыкновенного хранителя старья, в смотрителя заброшенного музея. А жизнь не должна быть похожа на карусель, она должна походить на «русские горки».

«Бессердечие/неспособность сочувствовать окружающим», — записал я в своем дневнике и перевернул чистую страницу.

— Может быть, выпьем холодного чая? — предложил Эл.

По пути на кухню я обратил внимание на стихотворение в рамочке у него на столе. Оно было выписано особым каллиграфическим почерком. Вот несколько строк из него:

Нелегко чего-то

Добиться в жизни,

Но если вы хотите,

Чтобы вас любили,

Заведите собаку.

— Шон подарил мне на день рождения, — прокомментировал Эл.

Шон — это Шон Торнтон, на протяжении довольно длительного времени работающий телохранителем у Данлэпа.

— Если вы хотите иметь настоящего друга, заведите собаку, — сказал Эл. — У нас всегда их было две. Я склонен во всем делать двойные ставки!

Я рассмеялся, хотя и знал, что он далеко не в первый раз использует данное выражение. Оно, к примеру, есть в предисловии к его автобиографии «Подлый бизнес»: «Если хотите иметь друга, заведите собаку. Но я не желал рисковать и потому завел сразу двух».

В «Пиле», неофициальной биографии Данлэпа, Джон Бёрн описывает случай, имевший место в 1997 году, когда Эл пригласил к себе домой враждебно настроенного к нему финансового аналитика Эндрю Шора.

«Я так люблю собак, — сказал Данлэп, протягивая Шору фотографии (своих немецких овчарок). — Знаете, если вам хочется иметь друга, заведите собаку. Чтобы подстраховаться, я завел сразу двух». Шор уже читал эту фразу в одной из множества статей о Данлэпе. Тем не менее он сделал вид, что ему смешно.