ПСС. Том 02. Отрочество. Юность

«Одинъ разъ мы гуляли въ парка, дѣтьи бѣгали въ переди, и я сѣлъ на скамейку подлѣ нея. Она сказалъ мнѣ: «Карлъ Иванычъ, я такъ люблю васъ, что не могу больше терпѣйть, папенька не позволитъ намъ жениться. Что мы будемъ дѣлайть?» Я сказалъ: «будьте тверды, старайтесь меня забыть, потому что я не долженъ быть хуже безчувственнаго бревна и чорной неблагодарностью заплатить за всю благодѣянія вашего папеньку. Я уѣду отъ васъ». — «Никогда, онъ закричалъ, схватилъ меня за руку и такими большими глазами смотрѣлъ на мене: «побѣжимте, Карлъ Иванычъ, увезите меня». И я сказалъ: «Ежели бы я это сдѣлалъ, я бы былъ подлецъ и тогда вы не должны меня любить». Я всталъ и ушелъ въ свою комната, а самъ я его очень любилъ. Потомъ она уѣхала съ маменькой въ Москву, тамъ забыла мене и вышла замужъ за кн. Шербовскій и благодарилъ мене, что я былъ честный человѣкъ». — Опять пауза. «Такъ я пришелъ потомъ въ вашъ домъ, къ вашей маменька, и его не стало. Теперь старый никуда негодный и моя 20[?]-лѣтней служба пропалъ, и я долженъ идти на улица искать опять на старости лѣтъ свой кусокъ черстваго хлѣба. Дай Богъ, чтобы вашъ новый учитель былъ другой Карлъ Иванычъ. Дай Богъ, дай Богъ!» повторялъ онъ задумчиво съ слезами на глазахъ. Я не могъ выдержать и заплакалъ такъ сильно, что Карлъ Иванычъ услыхалъ мои рыданія, онъ подошелъ ко мнѣ, погладилъ по головѣ и поцѣловалъ. «У васъ доброе сердце, Николенька, Богъ дастъ вамъ счастья, сказалъ онъ: не забывайте только своего стараго друга». — Куда дѣвались мой ложный стыдъ плакать, молодечество и гордое сознаніе, что я уже не мальчикъ. Я сидѣлъ на постѣли, робко смотрѣлъ ему въ глаза и не удерживался отъ пріятныхъ слезъ участія, которыя обильными ручьями текли по моимъ щекамъ. Истинное чувство всегда возьметъ верхъ надъ привитыми предразсудками; потому что истинное чувство доставляетъ истинное душевное наслажденіе. Меня более всего разстроивала та мысль, что человѣкъ такой добрый, благородный, перенесшій столько несчастій, не нашелъ справедливости и въ нашемъ домѣ и имѣетъ право обвинять и презирать насъ. —

* № 15 (II ред.).

Новый гувернеръ. Глава 7.

На другой день утромъ въ комнатѣ Карла Ивановича уже не оставалось ни одной вещи, принадлежавшей ему. Вмѣсто высокой постели съ его пестрымъ, стеганнымъ одѣяломъ, оставалась пустая кровать съ голыми неровными досками; по стѣнамъ торчали осиротѣвшіе гвозди, на которыхъ прежде висѣли его картины, халатъ, шапочка, часы съ егеремъ; на стѣнѣ, между оконъ, замѣтно было по свѣжести обой мѣсто, затянутое кое-гдѣ паутинами, на которомъ стоялъ собственный коммодъ его. Ломовой извощикъ уже съ полчаса дожидался у крыльца, и на лѣстничной площадкѣ стояли кучей: коммодъ, чемоданъ и другія вещи Карла Ивановича; но онъ все еще медлилъ, требуя, чтобы папа, бабушка, или довѣренное отъ нихъ лицо пришло освидѣтельствовать его вещи и убѣдиться въ томъ, что онъ не беретъ ничего чужаго: ни матраса, ни подсвѣчника, ни сапожной колодки — ничего. —

Когда ему, наконецъ, объяснили, что никто и не думаетъ подозрѣвать его въ этомъ отношеніи, Карлъ Ивановичь вздохнулъ и пошелъ прощаться съ бабушкой.

«Croyez-moi, Madame la Comtesse»,[92]

говорилъ St.-Jérôme бабушкѣ, въ то время, какъ мы съ Карломъ Иванычемъ вошли къ ней: «j’envisage l’éducation comme un devoir trop sacré pour le négliger. Je sens toute la gravité de la tâche, que je m’impose, mais je saurais la comprendre et la remplir».[93]

«Je l’espère, mon cher Monsieur St.-Jérôme,[94] — сказала бабушка.

«Et je puis vous promettre»,[95] продолжалъ онъ съ большимъ одушевленіемъ: «sur mon honneurr, Madame la Comtesse, que dans deux ans vous ne reconnaîtrez pas vos élèves. Il faut, que je commence par étudier les capacités, les inclinations, les...»

[96]

— «Pardon, mon cher», сказала бабушка, обращаясь къ Карлу Ивановичу, который, сурово взглянувъ на своего преемника, въ это время подошелъ къ бабушкѣ. —

— «Что вы ужъ ѣдете, мой милый», сказала она: вы бы пообѣдали съ нами».

— «Благодарю васъ, Ваше Сіятельство», сказалъ Карлъ Ивановичь съ достоинствомъ: «я должно ѣхать», и онъ подошелъ къ ея рукѣ.

— «Ну прощайте, мой милый. Очень вамъ благодарна за ваше усердіе и любовь къ дѣтямъ. — Хоть мы съ вами и разстаемся, потому что нельзя-же держать двухъ гувернёровъ, но я вамъ отдамъ всегда справедливость».

Карлъ Ивановичь молча отошелъ отъ нея и подошелъ къ Любочкѣ. «Прощайте, Любинька, (такъ онъ называлъ ее) пожалуйте ручка», сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ. Любочка большими растерянными глазами посмотрѣла на него и крѣпко — видно что отъ души — поцѣловала его въ плѣшивую голову. Мими тоже встала, положила вязанье, вытерла платкомъ правую потную руку и подала ее Карлу Ивановичу. —

— «Надѣюсь, Карлъ Ивановичь, сказала она краснѣя, что мы разстаемся друзьями, и ежели мы бывали виноваты другъ передъ другомъ, то все это будетъ забыто. Не правда-ли, Карлъ Ивановичь?»