– Коли будем в Вене, все там оставлю, а теперь и девать некуда в этих городишках дрянных, – сказал он и прямо, с отчаяньем взглянул в лицо Ростову, который всё молчал. – Ну давайте,[1452]
Ростов, я пойду. – Ростов молчал. – Что вы[1453] покупаете лошадь, я слышал, давайте же. – Он протягивал руку.– Что с вами? Вы[1454]
нездоровы? – Он улыбнулся, взялся рукой за кошелек и дернул его. Ростов выпустил его из рук. «Четыре бледные золотые, всех штук пятьдесят. Могут быть и свои. Бледные, старинные у всех бывают. Эти бегающие глаза… но офицер! гусар![1455]… эти[1456] поднятые брови… что ежели неправда? Дуэль дуэлью, но[1457] подлость[1458] подозрения… а ежели он?» – думал Ростов, молча глядя на него.[1459] Телянов взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз и опять брови его небрежно поднялись, как будто он говорил: «да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого нет дела». Он вздохнул еще и из под небрежно, усиленно приподнятых бровей один раз взглянул в глаза Ростову. Какой то свет глаз с быстротой электрической искры перебежал из глаз Телянова в глаза Ростова и обратно и обратно.В мгновенье все сомненья Ростова исчезли. Пальцы, судорожно сжимавшиеся всё время, вдруг схватили Телянова за руку.
– Подите сюда. – Он почти вытащил Телянова в сени. – Вы вор, вы украли это золото у Г[ардона].[1460]
– Вы с ума сошли! Вы забываетесь.[1461]
Я вас велю вывести. – Но грозные слова эти звучали, как будто он умолял о прощеньи. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомненья. Теперь он знал, что это был он. И в то же мгновенье он почувствовал жалость, ту самую жалость, которую он в детстве чувствовал к в первый раз виденному им убитому зайцу.– Здесь люди, бог знает что могут подумать, – сказал Телянов, захватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату. – Объяснитесь, что с вами?[1462]
Телянов был серобледен, мал ростом и, как будто после тяжелой болезни, похудел. Как зайца убили, несмотря на то, что это было жалко, так и его надо было добить, как ни до слез жалко было Ростову этого слабого человека.
– Вы нынче утром украли сорок восемь золотых из под подушки Гардона, – сказал Ростов, отрубая каждое слово. – Я это знаю и я это докажу. Я.
Серое лицо, потерявшее свою миловидность, начало дрожать всеми мускулами, глаза бегали всё по старому, но уже где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, послышались всхлипывания.
– Граф… Не губите… молодого человека… вот эти несчастные… деньги… возьмите их. – Он бросил их на стол. – У меня отец… старик… мать…[1463]
Ростов, испытывая и жалость, и отвращение, и радость, и торжество, взял деньги и, не сказав ни слова,[1464]
выбежал из комнаты.[1465]Весь полк пришел в неописанный ужас, узнав о поступке Телянова, и решено было доложить об этом Г[енералу] и к[омандиру]. Но Гардон по слабости отложил три дня. Телянов сказался больным и не показывался. 11 октября обедали у п[олкового командира].[1466]
– А, граф Ростов, – сказал за обедом[1467]
строго полковой командир, старый, атлетического сложения, известный храбрец и служака немец, имевший привычку начинать каждую речь с а, а, как будто он искал слов, обращаясь к юнкеру, который тоже был приглашен к обеду на другой день, – а что такое у вас было с Теляновым? Он,[1468] а, заболел от вас,[1469] – шутил полковой командир, – вы бы, а, пожалели его, а.[1470]Ростов не отвечал.
– А, я вас спрашиваю, г-н граф юнкер. Неприятность, а?
– Не было неприятности, а ему надо было заболеть.
– А, отчего? А, я вас серьезно спрашиваю.[1471]
– Он подлец и я его уличил, – вдруг[1472]
разгораясь и, вероятно, обиженный тоном начальнического подшучивания при всем столе, отвечал Ростов, краснея.– А чтооо? – вдруг, хмуря свои седоватые брови и ударяя атлетическим кулаком по столу, закричал полковой командир.
– Вы думаете а, что, а, говорите, г-н юнкер?
– Я знаю, что говорю, полковник.
– Ну, отчего[1473]
такое слово про гусарского офицера? Это дурно, молодой человек, будьте осторожны. Отчего?– Оттого, что он украл деньги и я его уличил, – отвечал Ростов.
Несмотря на то, что Гардон <и другие офицеры> мигали и шептали ему, Ростов[1474]
уже приходил в свое восторженное оживленье.– Это неправда. Этого не может сделать Павлоградский гусарский офицер.