ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

Двенадцатого сентября 1805 года рано утром павлоградской гусарской полк выступал со своего ночлега немецкой деревни недалеко от Тешена. Первый эскадрон, в котором юнкером служил Николай, стоял, выстроившись на дороге за деревней, видимо чего то ожидая. Гусары, спешившись, держали в поводьях лошадей. Эскадронный командир с четырьмя офицерами, разговаривая, сидели на краю дороги. Из ворот деревни вышли и приближались к ним чиновник немец и гусарский юнкер. Долохов подошел к Ивану Захаровичу>.

– Молоденькой какой этот граф Ростов. – сказал пехотный офицер смеясь Ивану Захаровичу. – Молодец. И очень обходительной. Что он, богат?

У Ивана Захаровича в углах губ образовалась складка. Глаза немного сузились и всё лицо приняло то степенное, спокойно задумчивое выражение, которое всегда сопутствовало про – явлению его странной склонности беспричинно и безвыгодно лгать.

– У его отца душ немного, – отвечал он, – но земли и леса такие, что на три сажени чернозем и пшеница сам тридцать каждый год родится, а леса на 30,000 десятин, всё мачтовые деревья.

160,000 доходу каждый год…

<Долохов подошел к ним.

– У гусарика у этого? – спросил он. Иван Захарович продолжал.

– 160,000 доходу> с одной пшеницы….

– Вот бы в банчик с ним поиграть,[1409] – заметил смешливый офицер. – Вы его пригласите, Иван Захарович. Мы с вами банчик ему заложим.

– Я его отцом обласкан, и сам в карты не играю и вам с ним не дам играть, – сказал Иван Захарович и опять продолжал описание, в его голове только существовавших, богатств Ростовых. – Леса они сплавляют по Оке в Волгу…

– <Что ж. Надо поиграть будет. Что ж, что кому повезет. Может и он меня вздует. Фортуна – куда колесо повернется.

– Знаем мы ваше колесо, – строго, но тихо, как всегда, сказал Иван Захарович, видимо нисколько не боясь оскорбить Долохова. – У меня с ним не поиграете… И в самом деле Долохов не оскорбился.

– Ну, полноте вздор, – сказал он. – Тысячки три нам на голодные зубы не худо бы.

– Извольте итти к месту, – сказал Иван Захарович. – Рота трогается, неравно начальник, батальонный командир или сам полковник проедет. – Долохов пошел.

– Смирно! – скомандовал он. Рота тронулась и к вечеру догнала свой полк>. Иван Захарович на ходу досказал офицеру все подробности выдуманного им богатства Ростовых.[1410]>

Войска в начале октября пришли в Брюнн. <На следующий день была дневка. Третий эскадрон Павлоградцев стоял[1411] в самом городе. Эскадронному командиру была отведена квартира в купеческом доме. Хозяева

[1412] вышли[1413] вниз. У Гардона был весь верх.

– Пойдем ко мне. – Они вошли. В большой комнате были установлены две кровати и постели, с которых только что встали. Были раскиданы офицерские вещи и платья. На одной постели спал ротмистр, который теперь в десять часов только встал и в красном шелковом архалуке пил чай из стакана, на другой постели спал Топоров, который уж рано поднялся и ушел шляться[1414] в город и к полковому командиру.

<– Bonjour, mon cher Rostoff.[1415] Здравствуй, милый, хочешь чаю? – обратился, как всегда красивый, расчесанный Гардон к входившему юнкеру. – Ну что, где ты ночевал? Эй, чаю Ростову.

– Ничего, нам отвели славную квартеру, а у тебя дворец,– отвечал Ростов.

– Можешь себе представить, – рассказывал Гардон между разговором. – Вчера рано еще было, мы и пошли с Топоровым по городу. Тут нам сказали лучший трактир «Zum goldenen Adler»,[1416]

подсел к нам какой то шустер. Ваське (Топорова звали Васькой друзья и товарищи), Ваське ведь всё нужно пронюхать. Узнал, что тут игорный дом. Пойдем, да пойдем, посмотрим. Он там какую то Амалию зацепил, немца чуть не прибил какого то. По своему веселился, – говорил Гардон с красивой и слабой улыбкой, – а я сдуру стал играть, выиграл сначала, да и спустил всё до чиста. Два золотых осталось. Да и того, кажется, нет. Эй, Никитин, – прибавил Гардон, обращаясь к деньщику, который только подал чай Ростову. – Дай ка сюда кошелек из под подушки. – Гардону лень было перейти два шага до своей постели.

– Чтож, возьми у меня, – сказал Ростов.

– Вот это[1417] эскадронные фуражные, – говорил Гардон, высыпая на стол с полсотни империалов. У него все деньги всегда бывали вместе и он ничего не записывал. – Должно быть привезут жалованье к[1418] воскресенью. А у тебя сколько?

– Золотых десять есть, возьми, – отвечал Ростов, краснея, как всегда краснеют молодые люди, говоря об деньгах, и, чтоб делать что нибудь, укладывая стопочками золотые и считая их. Он счел[1419] четыре стопочки ровных, два новых осталось на пятую стопочку и четыре старых белесых золотых он наложил на ту же кучку.

– Да, я возьму. Кто там? – обратился Гардон к дверям другой комнаты, из которой слышались по паркету шаги толстых сапог с бренчаньем шпор.

– Вахмистр, – сказал Никитин.

– Ростов, сочти, голубчик, и брось пожалуйста кошелек под подушку, – сказал Гардон, вставая, – да не уходи. Я сейчас отпущу его да и[1420] пойдем лошадь посмотрим.