— Ничего мне не нужно; всем довольна, слава богу, — с величайшим усилием, но умиленно произнесла она. — Дай бог всем здоровья! А вот вам бы, барин, матушку вашу уговорить — крестьяне здешние бедные — хоть бы малость оброку с них она сбавила! Земли у них недостаточно, угодий нет... Они бы за вас богу помолились... А мне ничего не нужно, — всем довольна.
Я дал Лукерье слово исполнить ее просьбу и подходил уже к дверям... она подозвала меня опять.
— Помните, барин, — сказала она, и чудное что-то мелькнуло в ее глазах и на губах, — какая у меня была коса? Помните — до самых колен! Я долго не решалась... Эдакие волосы!.. Но где же их было расчесывать? В моем-то положении!.. Так уж я их и обрезала... Да... Ну, простите, барин! Больше не могу...
В тот же день, прежде чем отправиться на охоту, был у меня разговор о Лукерье с хуторским десятским. Я узнал от него, что ее в деревне прозывали «Живые мощи», что, впрочем, от нее никакого не видать беспокойства: ни ропота от нее не слыхать, ни жалоб. «Сама ничего не требует, а, напротив, за всё благодарна; тихоня, как есть тихоня, так сказать надо».
Несколько недель спустя я узнал, что Лукерья скончалась. Смерть пришла-таки за ней... и «после Петровок». Рассказывали, что в самый день кончины она всё слышала колокольный звон, хотя от Алексеевки до церкви считают пять верст слишком и день был будничный. Впрочем, Лукерья говорила, что звон шел не от церкви, а «сверху». Вероятно, oнa не посмела сказать: с неба.
Можно не называть бога, избегать этого слова, но не признавать его существования нельзя. Ничего нет, если его нет.
Всё, что я знаю, я знаю потому, что есть бог, и я знаю его.
Только на этом можно основаться твердо и в отношениях к людям, и к себе, и к внеземной и вневременной жизни. Я не только не нахожу этого мистичным, но нахожу, что противоположный взгляд есть мистицизм, а что это одна самая понятная и всем доступная реальность. На вопрос: что такое бог? я отвечаю так: бог — это бесконечное, всё, чего я сознаю себя частью.
Бог для меня — это то, к чему я стремлюсь, то, в стремлении к чему состоит моя жизнь, и которое поэтому и есть для меня; но есть непременно такое, чего я понять, назвать не могу. Если бы я его понял, я бы дошел до него, и стремиться бы некуда было и жизни бы не было.
Не могу понять и назвать его, а вместе с тем знаю его, знаю направление к нему и даже из всех моих знаний это самое достоверное. Мне всегда страшно, когда я без него; а только тогда не страшно, когда я с ним.
Религиозные действия, вытекающие из себялюбивых целей, как молитвы о дожде или жертва для награды в будущем мире, всегда корыстны, и только поступок, совершенный вследствие познания бога, достоин его.
Признавая высший разум во всех существах и вещах, истинный верующий приносит в жертву свой ум, направляя его к духу божьему, и приближается к природе того, кто светит своим собственным светом.
Пусть каждый внимательно рассматривает природу, видимую и невидимую, как существующую в божественном разуме, потому что, созерцая бесконечный мир в божественном разуме он не может уже отдаваться злым помыслам.
Когда я говорю тебе о боге, то ты не думай, что я говорю тебе о каком-нибудь предмете, сделанном из золота или серебра. Тот бог, о котором я тебе говорю, — ты его чувствуешь в
Ты носишь его в самом себе, и своими нечистыми помыслами и отвратительными поступками оскверняешь его образ в твоей душе. Перед идолом золотым, которого ты почитаешь за бога, ты остерегаешься делать что-либо непристойное, а перед лицом того бога, который в тебе самом и который всё видит и слышит, ты даже не краснеешь, когда предаешься своим гнусным мыслям и поступкам.Если б только мы постоянно помнили, что бог в нас — свидетель всего того, что мы делаем и думаем, то мы перестали бы грешить, и бог неотлучно пребывал бы в нас. Давайте же вспоминать бога, думать и беседовать о нем как можно чаще.
Не тогда, когда я иду к нему, но именно тогда, когда я отворачиваюсь от него, оставляю его, — именно тогда я признаю то, что бог есть. Я говорю «бог», но не знаю наверное, так ли я называю. Вы поймете, что я разумею.