Птенцы велосипеда

Вызов в голосе Виолы прозвучал жалко. Сергей пожал плечом:

– Как хочешь.

______________________________________

[1] Non ti servono! – Они тебе не нужны!

Mi servono! – Нужны! (ит.)

[2] Carabineri – вооруженная полиция, один из видов итальянских органов правопорядка. На деле – самый основной, они делают абсолютно все, а чем занимаются остальные виды я не знаю))

[3] Alato – крылатый (ит.)

[4] Professoressa – стандартное обращение к учителям старшей школы.

[5] Школы в Италии делятся на три ступени – начальная (elementare), средняя (media) и высшая (superiore), также иногда называемая liceo (лицей), в каждой по несколько классов.

[6] Фалафель – популярное в Израиле блюдо, измельченный нут в шариках, обжаренный в специях и сухарях.

[7] Сидурим – дела, мафтехот – ключи (ивр.)

[8] Йом ацмаут – День независимости Израиля, большой ежегодный праздник.

Эспозито значит «подкидыш, ничей»

-4-

Во время работы запрещали использовать телефоны. Конечно, маэстры носили их в карманах и в короткий перерыв проверяли, как поживают их собственные дети, но делали это неофициально. Переодевание было отдельным кошмаром воспитательниц. Когда за окнами льет холодный дождь, нужно с утра раздеть двадцать карапузов и обеспечить их тапочками, а в конце дня – заново одеть в плащи, штанишки и сапоги. Это не говоря об обязательной прогулке. Пока разденешь одного – двое других уже утащили плащ четвертого и забросили на шкаф. Достанешь плащ, приструнишь забияк, вернешься к полураздетому ребенку – а его уже и след простыл, остался только мокрый сапог.

В разгар отпусков или больничных переодевание превращалось в настоящее испытание. Из дверей остальных групп доносился неумолкающий крик, маэстры выходили оттуда, словно с поля боя. У Виолы было тихо: пока она занималась одним, трое других сидели рядом, слушая песенку с телефона Виолы. Остальные пока рисовали, сидя в классе. Да, включать песни или мультики не по уставу запрещено. Но когда остаешься одна с группой, лучше нарушить правила, чем позволить нервотрепке довести себя до срыва, который придется расхлебывать детям.

– Я хочу на эту желтый!

Виола улыбнулась, сняла с ноги девочки красный носок и послушно стала надевать желтый. Мода на разноцветные носки дошла и до детей, Марьяне, или, как ее называли итальянцы, Марианне они очень нравились. Виола с радостью переодела бы ей носки хоть еще трижды – это была ее, Виолы, личная победа.

Марьяне исполнилось два с половиной года, когда ее привели в группу. Дочка украинской эмигрантки и итальянского просторабочего, она была очень тихим ребенком. Незаметным. Невидимым. Не жаловалась, если плакала, то беззвучно, забившись в угол и закрывшись руками. Никогда ничего не просила. Возможно, другая воспитательница обрадовалась бы такому удобному ребенку. Виола испугалась.

Никто не мог понять, умеет ли вообще девочка говорить. Сдержанные мрачноватые родители не прояснили ситуацию. Норовили сбежать от чрезмерно пытливой маэстры. Другие воспитательницы пожимали плечами.

Виола вмешивалась в споры детей, лишь когда они доходили до драки. Если дело кончалось словесной обидой, то позволяла им разойтись, а после проводила беседы с каждым участником ссоры отдельно, чтобы помочь выйти из трудной ситуации. С Марьяной Виола вмешивалась всегда и сразу. Уводила от нее обидчиков. Отдавала отобранные игрушки. Виола пыталась вселить в девочку уверенность: она на ее стороне.

Некоторые дети оказались недовольны тем, что у воспитательницы появилась любимица. Но через две недели Марьяна сказала первое слово: «Naso»[1], таким образом попросив платок. Это было достижением – Марьяна решилась привлечь к себе внимание! Еще через две недели Виоле позвонили в ее выходной и сообщили, что Марьяна во время игры напевала песенку на итальянском. Они даже записали это на видео – для истории. Никто иной не смог бы понять, почему при виде играющей маленькой девочки, которая что-то невнятно мычит своим куклам, у Виолы на глазах выступают слезы.

***

Солнечные лучи проходили сквозь цветные бока фигурных флаконов, чертили на полу причудливые арки и узлы. Ноа лежала голым животом прямо на плитке, двигая духи то так, то этак, меняя световой узор. В коридоре пахло, как в парфюмерной лавке.

– Ты отдала ей в игрушки все три? Ни одни не понравились?

Они сидели на кухне, рядом играл плейлист детских песенок из компьютера. Голос Джакомо звучал усталой обидой.

– Ноа просто смотрит. И мне не нужны новые духи, тем более столько, – ответила Виола.

– Я хотел сделать тебе приятное. Все женщины любят духи.

Виола прикрыла глаза, заставляя себя успокоиться.

– Спасибо. Еще раз. Но это правда лишнее.

Пожилой мужчина напротив поправил очки, подпер лицо рукой, перевел взгляд на дочь.

– Я просто хочу, чтобы все было как раньше, – тихо сказал он.

Виола внимательно посмотрела на него, выдула дым в окно, стряхнула пепел.

– Мы говорили об этом, Джакомо. Я объяснила…

– Так было бы лучше для Ноа.

Виола глубоко вдохнула, провела рукой по клеенке, стряхивая крошки на пол.