Птенцы велосипеда

Давид закрыл книги и собрал в стопку, отвел слюнявые ладошки Анджело от пенала.

– Нашел? – спросил он друга, когда тот вернулся.

Мартино показал ручку и сунул ее в рюкзак.

– Хвала Небесам. Она мне мозг сожрет, если потеряю.

– Что же будет после свадьбы? – хмыкнул Давид.

– Иди в задницу, – отмахнулся Мартино, – что я, виноват, если профессоресса посадила нас рядом?! У тебя нет чего-нибудь сладкого? – простонал он.

– Нет. Пошли к Рашель! – предложил Давид.

– Отличная идея, – оживился друг.

Рашель Фаладжи, студентка Высокой Школы Искусств, жила в мансарде на чердаке. Углы покрытых несмываемой сыростью стен втыкались в без того тесное жилище, но Рашель использовала в нем каждый сантиметр. Из круглого белого окошка пахло кальянным паром, сладким тестом, но чаще всего – крепчайшим кофе. Рашель была тихой соседкой, не срывала глотку, как ее соплеменники, переговариваясь с родней по телефону. Швейная машинка, похожая на робота из будущего, строчила беззвучно, музыку девушка предпочитала слушать в беспроводных наушниках, крутости которых завидовал Розарио. Она даже ругалась вполголоса, хоть и по-арабски.

Впрочем, синьоре Франческе марроканская студентка нравилась не больше пресловутой украинской семейки Клименко. Синьора рассказывала всем, кто готов был слушать, что за чердачной дверью, пусть и в тишине, творятся непотребства. Частенько участники этих непотребств, сорвав прощальный поцелуй с пышных губ Рашель, на цыпочках спускались по лестнице и бесследно растворялись на улицах города. И если бы только парни… Но, бывало, на глаза жителям дворика попадались и девушки!

Давиду смуглая, изящная и энергичная Рашель нравилась, Мартино так и вовсе от звука ее голоса обретал взгляд с поволокой и общий вид кота, объевшегося сметаны. Даже пустивший корни в виртуальный мир Розарио не упускал случая прибежать в мансарду, услышав из окна:

– Хабибин[5]! Мне нужны манекенщицы!

Будущий модельер, Рашель Фаладжи кроила и шила совершенно сумасшедшие модели. И ладно бы они были ей нужны лишь в рамках учебы, но Рашель все это еще и носила, даря окружающим лишний повод для удивления и шуток.

Какие из цветастых ассимтеричных балахонов предназначались для мужчин, могла понять только сама Рашель. Она предпочитала шить на живой модели, используя доступные ресурсы: Мартино, Заро и Давида. Близнецы Фаллани были ее фетишем, она обожала фотографировать их вдвоем, порой укладывая в позы, заставляющие всех троих парней ржать до колик. На самых двусмысленных снимках Мартино слезно просил ее хотя бы обрезать лица перед выкладкой в сеть. Но все это после: во время действа запрещалось говорить и даже хихикать, чтобы не сбить Фаладжи вдохновение.

За мучения полагалась плата: вкуснейшие восточные сласти, которые поставлял Рашель какой-то умелец-родственник, а так же доступ на крышу дома – самое безопасное и уединенное место в округе. Пятачок со всех сторон закрывали глухие стены и коньки крыш, хоть голышом там валяйся. Единственное, что было видно с разложенного матраса в турецкий огурец – это неровный прямоугольник неба.

За дверью звякнули колокольчики.

– Вы как раз вовремя, мальчики, – просияла Рашель. – Проходите, – тут же стала распоряжаться она, – Давид, садись здесь, будешь держать свет. Мартино, милый, иди сюда. У меня новое платье…

– Баклауа[6] есть? – прищурился Давид, не двигаясь с места.

Благодаря жизни в Израиле он выговаривал это слово как надо, чем неизменно зарабатывал лишнюю улыбку Рашель и ревнивый тычок Мартино.

– Что-нибудь придумаем, – прищурилась в ответ девушка.

Ростом она едва доставала ему до подбородка, но задора ей было не занимать.

– Ну нет, так нет, – развел руками Давид, отступая и дергая уже поплывшего друга, который явно успел забыть о цели их визита и был готов работать бесплатно за один лишь взгляд черных глаз.

– Ладно, ладно, – сдалась Рашель, – у меня осталось немного, кажется.

– Покажи! – не унимался Давид.

Она вздохнула, прошла к кухонному уголку и приоткрыла яркую коробку, демонстрируя аккуратные мохнатые прямоугольнички.

– Этого мало, – поднял брови Давид.

Мартино недовольно зашипел, пытаясь стряхнуть с руки его пальцы.

– Потом вместе пойдем в мороженицу, посидим. За мой счет, – рассмеялась Рашель.

Давид поймал ошарашенно-счастливый взгляд Мартино и подмигнул.

***

На перемене Але попросил у Давида пластырь: тот всегда носил их с собой в сумке на случай падения с велика. Давид смотрел, как Алато клеит полоску на кровяное месиво, в которое превратился его изгрызенный палец. Ноа когда-то тоже начинала грызть ногти, но мама быстро заметила и отучила ее за неделю с помощью горького лака. Давид пытался ругаться на сестру, пугая глистами и микробами, но мама тогда вмешалась и запретила ему это делать.

«У всего есть причина».

Алато пах сладко, словно вывалялся в эссенции из булочной. Прошлым летом Давид с Мартино подрабатывали там и разбили банку – надышались так, что не забудешь.

– У тебя футболка наизнанку, – негромко заметил Давид.

– А? Да… знаю, – рассеянно отозвался Але и поправил джинсовую рубашку, надетую поверх.