Читаем Птичий город за облаками полностью

На пути к бете Oph-два.

– С какой скоростью мы движемся?

Семь миллионов семьсот тридцать четыре тысячи девятьсот пятьдесят восемь километров в час. Ты должна помнить нашу скорость еще со своего библиотечного дня.

– Ты уверена, Сивилла?

Это факт.

Констанция на миг замирает, глядя в сплетение триллиона сверкающих нитей машины.

Констанция, ты хорошо себя чувствуешь? У тебя частота сердечного ритма немного повышена.

– Спасибо, я хорошо себя чувствую. Схожу еще ненадолго в библиотеку.


Она изучает те самые чертежи, которые смотрел папа, когда объявили карантин второго уровня. Машинное отделение, хранилища, очистка и рециркуляция воды, переработка отходов, кислородная установка. Фермы, столовая, кухни. Пять санузлов с душевыми, сорок две жилые каюты, в центре – Сивилла. Ни иллюминаторов, ни лестниц, ни входа, ни выхода; замкнутая самоподдерживающаяся гробница. Шестьдесят шесть лет назад восьмидесяти пяти добровольцам объявили, что они отправляются в межзвездное путешествие, до конца которого не доживут, потому что оно продлится несколько столетий. Всю группу привезли в Каанаак, полгода обучали, затем усыпили и запечатали внутри «Арго», пока Сивилла готовила корабль к старту.

Только не было никакого старта. Всего лишь тренировка. Пробный вариант, проверка на выживаемость, на работоспособность систем жизнеобеспечения. Эксперимент длиной в несколько поколений. То ли он давным-давно закончился, то ли все еще продолжается.

Стоя посреди атриума, Констанция трогает то место на комбинезоне, где четыре года назад мама вышила сосенку. Собачка миссис Флауэрс глядит на Констанцию снизу вверх и виляет хвостом. Собачка ненастоящая. Библиотечный стол на ощупь – совсем как деревянный, и если по нему постучать, звук как от дерева и пахнет как древесина; листочки в коробке выглядят как бумага, и на ощупь как бумага, и пахнут бумагой.

И все это ненастоящее. Она стоит на круглом «шагомере» в круглом помещении в центре круглой белой постройки на почти идеально круглом острове в море Баффина, в двенадцати километрах по воде от ближайшего поселения под названием Каанаак. Откуда на корабле в космосе вдруг возьмется смертельный вирус? Почему Сивилла не смогла справиться с заразой? Потому что никто из них, в том числе и Сивилла, не знал, где они находятся на самом деле.

Констанция пишет один за другим вопросы на листках и по очереди опускает их в щель. Над головой по желтому небу несутся облака. Собачка облизывает верхнюю губу. Книги слетают с полок.


Вернувшись в гермоотсек номер один, Констанция откручивает от койки все четыре ножки и колотит по одной из них углом рамы, пока не расплющивает ее.

Зачем ты разбираешь свою кровать? – спрашивает Сивилла.

Не отвечать. Час за часом Констанция потихоньку затачивает край ножки от койки. Вставляет заточенную ножку в щель на другой ножке – та будет служить рукояткой, – закрепляет шурупом, из пододеяльника сооружает шнур и крепко связывает ножки от койки друг с другом: получается самодельный топор. Констанция засыпает в принтер несколько пригоршней «Нутриона», и машина наполняет миску до краев.

Я рада, говорит Сивилла, что ты готовишь себе поесть, Констанция. Да еще такую большую порцию.

– Я хочу потом еще поготовить, Сивилла. Может, посоветуешь какой-нибудь рецепт?

Как насчет жареного риса с ананасами? Правда, звучит аппетитно?

Констанция проглатывает то, что у нее во рту, и зачерпывает следующую ложку.

– Ага, звучит замечательно.

Когда с едой покончено, Констанция, ползая по полу, собирает листки, на которых записаны переводы Зено Ниниса. «Видение Аитона», «Разбойничий притон», «Сад богини». Она складывает обрывки стопочкой, от листа А до листа Ω, сверху кладет свой рисунок облачного города и алюминиевым винтиком от коечной ножки проделывает ряд дырочек по левому краю. Распускает еще кусок пододеяльника, сплетает из ниток веревочку, выравнивает стопку листков так, чтобы дырочки приходились точно друг под другом, и сшивает листки вместе по краю.

За час до затемнения она протирает миску из-под еды и наливает в нее воду. Запустив пальцы в волосы, набирает комочек волосинок и заталкивает его в пустую чашку.

Затем усаживается на пол и ждет, глядя, как Сивилла мерцает в своем цилиндре. Констанция почти чувствует, как папа укутывает ее одеялом и садится рядом с ней у стены на ферме № 4, а вокруг теснятся ящики с салатом и петрушкой и семена дремлют в коробочках.

Ты расскажешь мне еще кусочек той истории, пап?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза