Птичий город за облаками

На двери Марианниного чуланчика наклейка: «Здесь живет „Тссс!“». Перед Сеймуром мелькает ее веснушчатое лицо, он силится прогнать воспоминания.

«Бородатая неясыть. Самая крупная сова в мире».

Он садится на пороге ее кабинета и кладет пистолет на колени. По корешкам в отделе юношеской литературы бегают красные и голубые огни от полицейских мигалок. Сеймур чувствует рев сразу за стеклами. Целятся ли в него снайперы? Есть ли у них приборы, чтобы видеть сквозь стены? Скоро ли они выломают дверь и застрелят его?

Он вынимает из левого кармана мобильник с записанными на задней стороне тремя номерами. Первый взорвет бомбу номер один, второй – бомбу номер два. По третьему надо позвонить, если случатся неприятности.

Сеймур набирает третий номер и снимает один наушник. В мобильнике идут гудки. Потом раздается «бип!» и соединение рвется.

Значит ли это, что его сообщение получено? Должен ли он был что-нибудь сказать после сигнала?

– Мне нужна врачебная помощь, – говорит человек на лестнице.

Сеймур нажимает повтор. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-бип.

Сеймур говорит:

– Алло?

Однако связь уже разорвалась. Возможно, это значит, что помощь скоро прибудет. Его сообщение получили, оповестили сеть. Надо тянуть время и ждать. Тянуть время, ждать, и люди Иерарха перезвонят или приедут и все исправят.

– Я хочу пить! – кричит раненый.

Откуда-то доносятся детские голоса, завывания ветра, плеск волн. Обман слуха. Сеймур снова надевает наушники, берет с Марианниного стола кружку с мультяшными котиками, на четвереньках подползает к питьевому фонтанчику, наполняет кружку и ставит ее перед раненым так, чтобы тот мог дотянуться.

Мусорный бак за креслами, куда капает вода с потолка, на три четверти полон. Бойлер прямо под Сеймуром устало пыхает несколько раз кряду. «Мы должны быть сильны, – сказал Иерарх. – Грядущие события станут для нас испытанием, которое мы не можем пока вообразить».

Зено

Вопросы гонятся один за другим в карусели его ума. Кто стрелял в Шарифа и насколько серьезны раны? Если огни за окнами – полицейские или врачи «скорой помощи», почему они не вбегают в здание? Потому что стрелявший все еще здесь? Он один? Известили ли родителей? Что ему делать?

На сцене Аитон-осел расхаживает по замерзшему краю мира. Из колонки Натали звучит плеск накатывающих на гальку волн. Оливия в тряпочной чаячьей голове и желтых колготках указывает самодельным крылом на груду зеленой туалетной бумаги на сцене.

– Я слышала, если много ее съесть, можно улететь, – говорит она. – Только заранее скажу: тебе, с твоей харей, о крыльях нечего и мечтать.

Алекс – Аитон берет немного зеленой туалетной бумаги, запихивает в пасть ослиной головы из папье-маше и уходит со сцены.

Оливия-чайка говорит:

– Не дело ослу гоняться за воздушными замками. Глупым мечтателям не зря советуют: «Вернись с небес на землю».

Алекс кричит из-за сцены:

– Что-то происходит! Я чувствую!

Кристофер меняет цвет прожектора для караоке с белого на голубой, на заднике вспыхивают огни Заоблачного Кукушгорода, Натали нажимает кнопку на ноутбуке, и рокот волн сменяется подводным бульканьем и журчанием.

Алекс выходит на сцену. В руках у него рыбья голова из папье-маше. От пота челка приклеилась ко лбу.

– Можно нам сделать перерыв между таймами, мистер Нинис?

– Он хочет сказать «антракт» мистер Нинис, – говорит Рейчел.

Зено поднимает взгляд от своих трясущихся рук:

– Да-да, конечно. Маленький тихий антракт. Отличная мысль. Вы все молодцы.

Оливия снимает маску:

– Мистер Нинис, вы правда думаете, мне надо говорить «харя»? Завтра некоторые из церкви придут.

Кристофер идет к выключателю, но Зено говорит:

– Нет-нет, лучше побудем в темноте. Завтра вам надо будет оставаться за сценой при слабом освещении. Давайте сейчас посидим за шкафами, которые поставил Шариф, подальше от глаз публики, как будет завтра. И мы обсудим твой вопрос, Оливия.

Он ведет их за шкафы. Рейчел собирает листы со своей ролью и садится на складной стул, Оливия запихивает мятую туалетную бумагу в рюкзак, Алекс укладывается под вешалками с костюмами и вздыхает. Зено стоит посередине в галстуке и ботинках на липучках. У его ног коробка из-под микроволновки, объявленная саркофагом, на миг преображается в карцер Лагеря номер пять. Он ждет, что оттуда появится Рекс, истощенный и грязный, поправит очки… но тут карцер вновь становится картонной коробкой.

– У кого-нибудь из вас есть мобильный? – спрашивает Зено.

Натали и Рейчел мотают головой. Алекс говорит:

– Бабушка сказала, только когда я пойду в шестой класс.

Кристофер говорит:

– У Оливии есть.

– Его мама забрала, – отвечает Оливия.

Натали поднимает руку. На сцене, по другую сторону шкафов, из колонки по-прежнему звучит подводное бульканье, сбивая Зено с мыслей.

– Мистер Нинис, что значит «один пых»?

– Что?

– Мисс Марианна сказала, что сбегает за пиццами одним пыхом.

– Пых-пых – это как паровозик, – говорит Алекс.

– Еще говорят «бить под пых», – замечает Кристофер.

– Не под пых, а под дых, – поправляет Оливия.

– Одним пыхом – значит очень быстро, – говорит Зено.

Где-то в Лейкпорте завывают сирены.