Птичий город за облаками

Как-то утром, в двадцать пятую зиму Анны, когда от холода ночью вода замерзает в котелке, у ее младшего сына начинается лихорадка. Его запавшие глаза покраснели, одежда промокла насквозь от пота. Анна садится на лежанку, застеленную домоткаными шерстяными одеялами, укладывает больного мальчика головой к себе на колени и гладит его по волосам, а Омир мечется по дому, то сжимая, то разжимая кулаки. Наконец он заправляет маслом фонарь и куда-то уходит, а возвращается весь в снегу. Вынимает из-за пазухи сверток из вощеной бычьей шкуры и торжественно протягивает Анне, и она понимает — он верит, что книга может уберечь их сына, точно так же как, он верит, сберегла их на пути сюда больше десяти лет назад.

За стенами домика шумят сосны. Ветер швыряет снег в дымоход, зола разлетается по комнате, и старшие мальчики усаживаются на ковре поближе к Анне, ослепленные светом фонаря и удивительным свертком, который отец извлек как будто из ниоткуда. Ослик и коза стоят рядышком, а мир за дверью ревет и бушует.

Вощеная шкура сделала свое дело: содержимое свертка осталось сухим. Один из братьев рассматривает шкатулочку, второй тихонько гладит тяжелый шелк, обводит пальцем вышитых и недовышитых птиц, Анна раскрывает книгу, а Омир держит перед ней фонарь.

Много лет она уж не пробовала читать по-древнегречески. Но память — странная штука, и то ли страх за сына ее подстегивает, то ли восторг двух старших сыновей, но когда она вглядывается в аккуратные, с наклоном влево буквы, их значение вновь приходит к ней.

А это ἄλφα это альфа. В это βῆτα это бета. Ω это ὦ μέγα это омега; Άστεα — города, νόον — обычай, ἔγνω — ученый. Медленно, переводя по одному слову зараз на язык своей новой жизни, она начинает читать.

«…тот, кого называли дурачиной и остолопом, да, я, придурковатый скудоумный Аитон, некогда дошел до края земли и дальше…»

Она читает отчасти по рукописи, отчасти по памяти, и в каменном домике происходит удивительное: больной мальчик, чья влажная от пота голова лежит у нее на коленях, открывает глаза. Когда Аитона нечаянно превращают в осла и старшие мальчишки хохочут, младший улыбается. Когда Аитон оказывается на заледеневшем краю света, младший кусает ногти. А когда Аитон наконец-то видит перед собой врата заоблачного города, у мальчика на глазах появляются слезы.

Фонарь шипит и плюется, масла почти не осталось, а мальчишки, все трое, хором упрашивают ее читать дальше.

— Ну пожалуйста! — кричат они, блестя глазами в свете фонаря. — Расскажи, что он нашел в волшебной книге богини!

— Когда Аитон заглянул в книгу, — говорит Анна, — он увидел небо, и землю, и все страны, и всех зверей и птиц, сколько их есть на земле. Увидел города, полные огней и садов, услышал далекую музыку и пение. В одном городе он увидел свадьбу, девушек в многоцветных одеждах и юношей с золотыми мечами на серебряных поясах, они прыгали через обручи, плясали и кувыркались. Но тут на другой странице он увидел темные пылающие города, где людей убивали прямо на собственном поле, их жен уводили в рабство в цепях, а младенцев сбрасывали с городской стены на острые колья. Он видел, как собаки глодали трупы, а когда наклонился ближе к странице, услышал вопли и плач. Аитон стал переворачивать страницу то туда, то сюда и увидел, что это одни и те же города, и темные, и сияющие, что нет мира без войны, нет жизни без смерти, и он испугался.

Фонарь, зашипев, гаснет; ветер воет в трубе; дети жмутся к Анне. Омир снова бережно заворачивает книгу, Анна баюкает младшего сына, и ей снится, как чистый сияющий свет озаряет городские стены, а когда все они просыпаются, ближе к полудню, лихорадки нет и в помине.

С тех пор, если дети простынут или просто очень уж упрашивают — всегда с приходом темноты и когда в окрестностях домика никого нет, — Омир с Анной переглядываются, понимая друг друга без слов. Он зажигает масляный фонарь и уходит, а возвращается со свертком. Анна открывает книгу, и мальчишки усаживаются вокруг нее на ковре.

— Мама, расскажи нам еще, — просят они, — про волшебника в животе у кита!

— И про лебединый народ, который живет среди звезд!

— И про богиню ростом до неба, и про книгу обо всем на свете!

Они разыгрывают историю по ролям; они выспрашивают, что такое черепахи и медвяные лепешки, и словно какое-то чутье им подсказывает, что книга, завернутая в шелк и вощеную бычью шкуру — невероятная драгоценность, опасная и возвышающая тайна. С каждым разом слова в книге становятся все неразборчивее, и Анна вспоминает высокого итальянца в озаренной свечами мастерской.

Время: самая грозная боевая машина.