Птичий город за облаками

Как-то утром, когда на деревьях сверкает иней, сестра и мать мальчика нагружают осла горшками с медом, закутываются в плащи и уходят вверх по реке. Как только они скрываются за поворотом, мальчик зовет Анну в хлев. Он заворачивает куски пчелиных сот в тряпицу и окунает в кипяток. Как только воск размягчается, он вынимает его из воды и разминает в кашицу. Потом расстилает на неструганом столе кусок бычьей шкуры, и они вместе втирают в кожу еще теплый воск. Закончив, он скатывает шкуру и сует под мышку и ведет Анну по едва заметной тропке в дальнем конце лощины к старому дуплистому тису на утесе.

При дневном свете старый тис прекрасен — узловатый ствол изукрашен узором из десяти тысяч переплетающихся завитков; нижние ветки, увешанные красными ягодами, тянутся к земле, извиваясь, будто змеи. Мальчик влезает на дерево, цепляясь за ветки, протискивается в пустотелую часть ствола и появляется вновь, держа в руках мешок Гимерия.

Они вместе проверяют, что шелковый плат, шкатулочка и книга не отсырели. Мальчик расстилает на земле вощеную шкуру, заворачивает в нее книгу, шкатулочку и шелк и все это плотно перевязывает. Снова прячет сверток в дупло, и Анна понимает, что это будет их тайна, что рукопись вызвала бы у людей страх и подозрения, совсем как изуродованное лицо мальчика. Она вспоминает горящие провалы Калафатовых глаз, его злобный восторг, когда он совал обморочную Марию лицом в очаг и сжигал дотла тетрадки Лициния.

Она выучивает, как называется дом, холод, котелок, миска, рука. Крот, мышь, выдра, лошадь, заяц, голод. К весеннему севу она уже различает нюансы. Хвастаться — «притворяться, будто тебя два с половиной». Вляпаться в переделку — «забрести на грядку с луком». Мальчик умеет выражать множество разных чувств, какие испытываешь под дождем: по большей части это тоскливые чувства, но не всегда. Одно из них звучит совсем как радость.

Как-то ранней весной она проходит мимо него, неся воду из ручья, а он похлопывает ладонью по камню, на котором сидит. Она опускает коромысло с двумя бадейками и садится рядом.

— Иногда, — говорит он, — когда мне хочется работать, я просто сижу и жду, пока это пройдет.

Их взгляды встречаются, и Анна вдруг осознаёт, что поняла шутку, и они оба смеются.

Снег тает, цветет бузина, овцы ягнятся, в соломенной кровле вьет гнездо пара вяхирей, Нида с матерью продают на базаре в деревне дыни, мед и кедровые орехи, и к концу лета у них довольно серебра, чтобы купить еще одного бычка, в пару к первому. Омир возит на стареньких дровнях бревна, вырубленные в лесу на горных склонах, и продает их в мастерские ниже по реке, и осенью Нида выходит замуж за лесоруба из дальней деревни. Вновь наступает зима — вторая зима Анны в лощине, — и мать мальчика от одиночества начинает с ней разговаривать, сперва медленно, а потом не умолкая, — о секретах пчеловодства, об отце и деде Омира и, наконец, о своей жизни в построенной из камня деревушке ниже по реке, еще до рождения Омира.

Когда солнце начинает пригревать, они часто сидят у ручья, глядя, как Омир работает в поле, уговаривая упрямых тощих волов тем ласковым голосом, каким он обращается только к животным, и мать говорит, что его доброта — словно пламя, что он носит в себе. В погожие дни Анна с Омиром гуляют по лесу, и Омир ей пересказывает забавные дедовы истории — о том, что дыхание оленя убивает змей и что орлиная желчь, смешанная с медом, может вернуть слепому зрение, и Анна понимает, что лощина среди могучих гор не такая уж зловещая и дикая, как поначалу казалось, что в любое время года в ней может вдруг открыться красота, от которой слезы подступают к глазам и сердце замирает в груди, и, может быть, она в самом деле попала в те чудесные края, которые когда-то мечтала найти за городскими стенами.

Со временем она перестает замечать уродство Омира. Его лицо становится просто частью всего вокруг, как весенняя распутица, летняя мошкара и зимние сугробы. Она рожает шестерых сыновей и теряет троих, и Омир хоронит умерших на поляне над рекой, где похоронены его дед и сестры, и помечает каждую могилу белым камнем. Камни он приносит откуда-то с гор — точное место знает он один. В домике становится тесно, и Анна кое-как мастерит мальчишкам одежду, иногда вышивая на ней корявую лозу или кособокий цветок, и улыбается, представляя, как Мария ругала бы ее за неумелую работу. Мать Омира переезжает жить к Ниде — Омир отвозит ее на осле, и с тех пор они остаются впятером в лощине возле устья пещеры.

Иногда во сне Анна вновь переносится в дом вышивальщиц, где Мария и другие девушки склоняются над столом, усердно работая иглой, полупрозрачные, словно призраки, и когда она пробует к ним прикоснуться, рука проходит насквозь. Иногда затылок простреливает болью, и приходит мысль, не заберет ли ее та же хворь, что сгубила Марию. Но в другое время эти мысли ее не посещают, и кажется, что она и не знала никогда иной жизни, только ту, что здесь, с Омиром.