— Да. Я младший сын Государя.
— Почему ты оказался здесь? Простым стражником?
— Ну, не совсем простым, — попытался улыбнуться мужчина. — Но, лучше здесь, чем во дворце.
Я не особо поняла, про что он, поэтому поверила ему на слово. Наверное, он знал, о чем говорил. И про рану тоже. Поэтому, достала свой нож и хорошенько прокалила его на огне факела. Он уже прогорал, поэтому мне стоило поторопиться. Иначе, в темноте я не смогу сделать ничего.
— Что нужно делать?
— Рас-ширь рану, — он готовился к боли, поэтому снова заговорил на коротких выдохах. — Дойдешь до наконеч-ника, тяни!
У меня дрожали руки. Снова пот заливал глаза, мешая смотреть. Я смахивала его рукавом и разрезала, разрезала волоконце за волоконцем. Командир, напрягшись всем телом, молчал, со свистом выдыхая воздух. Только пальцы здоровой руки сжались в кулак и побелели.
Я не вскрыла еще и половины, когда резкий треск отвлек меня. Рассыпая искры, зачадил, защелкал факел. А потом погас. Мы оказались снова в кромешной тьме.
— Святой Амадей, — прошептала я, понимая, что не смогу больше помочь Белому.
А он, коротко простонав, не сказал ни слова.
Нужно было что-то делать. Нельзя вот так все оставить!
— Может быть, я выйду? Схожу до твоего рюкзака? У тебя же там тоже есть факел! — голос у меня звенел. Истерика просилась наружу, но я ее не выпускала.
— Нельзя, — сказал он сквозь зубы. — Уже явно стемнело. Гости будут с минуты на минуту. Попадешься.
— Какая разница, где умирать, — пробормотала я.
— Умирать нет никакой разницы где, — согласился Белый. — Но там тебя могут взять живой. Рассказать, что делают стрелейцы с пленницами?
— Не надо, — содрогнулась я. Об этом я как-то не подумала.
— Помоги сесть. Лицом ко входу, — попросил он.
Я приподняла его и подложила свою куртку. Опершись раненой спиной на скалу, он зашипел. Рука с болтом висела как плеть. Слишком много перебито мышц. И я еще сколько подрезала.
— Дай свой арбалет.
Я отцепила и подала. Услышала, как он его взводит.
— Садись рядом и постарайся уснуть. Не знаю, сколько у нас есть времени. Попробуй отдохнуть.
Сев рядом, я откинулась на стену и вытянула ноги. Ждать. Больше ничего не остается. Если за нами не придут ночью, то завтра я снова попробую вынуть стрелу. Схожу до брошенных рюкзаков и принесу их сюда.
Мы сидели и молчали. Периодически Белый постанывал сквозь зубы. Тишина была невыносимой, поэтому я спросила:
— А парни… знали? Что ты орел?
— Подозревали, — помолчав, ответил командир.
— А Фил?
— Нет. Не было нужды. Я же говорил еще на заставе.
Минута молчания.
— Когда я приехала, ты сказал мне, что мы должны знать все друг о друге. Тогда почему сам не рассказал им?
— Солнце, я…
И тут мои нервы сдали:
— Почему ты зовешь меня Солнцем? Почему именно такое прозвище? — заорала я, вскакивая.
— Ты мне нравишься, — голос в темноте прозвучал абсолютно ровно.
Из меня как будто разом выбили весь воздух. Я замолчала, беззвучно разевая рот как рыба без воды. Святой Амадей, спасибо, что мы в кромешной тьме!
— А я? — спросил он.
— Что — ты?
— Я тебе нравлюсь? — тут его голос перестал был дьявольски спокойным и дрогнул.
— Да, — признание выпало из меня против воли. Почему-то невозможно было соврать или улизнуть от ответа. Совершенно недопустимо.
— Ты… Ты бы пошла за мной? Куда бы я ни позвал?
Мое тело покрылось миллионами мурашек. Тетка рассказывала, что орлы зовут замуж орлицу, когда предлагают пойти за ними без оглядки. Куда бы ни позвал.
— Я уже пошла за тобой на смерть, — шепотом ответила я.
Взвыла душа! Что мы творим? О чем мы разговариваем? Нам, возможно, осталось лишь несколько часов жизни. И я могла бы еще спастись. Если бы оставила его. Если бы ушла одна на заставу.
Но совершенно ясно я понимала, что для меня этот путь закрыт. Я его не оставлю. Я останусь с ним до конца. Убьют нас или мы чудом выберемся. Но я буду здесь.
— Сядь, пожалуйста, рядом, — попросил он.
И я села на свое место. Здоровой рукой он нашарил мои пальцы и сжал их. А потом поднес к своему лицу и осторожно поцеловал.
— Мое полное имя Максимус Тим Морингер. Я младший сын Государя Ислотона. Ненаследный. И я очень этому рад. Жизнь во дворце не для меня. Слишком много лжи и фальши. Продажных людей и выскочек. Поэтому я сбегал оттуда с юности. Ну, ты, наверное, наслышана, — он усмехнулся. — Здесь, в горах, мне спокойно. Здесь есть настоящие друзья. Были, — он уперся затылком в стену и замолк ненадолго. Я понимала, что он вспомнил парней из нашей группы. Мне, прослужившей с ними совсем немного, и то было горько. А каково ему?