Птичка. Маленький страж

Уже третий день мы ходили по горам. Максимус не ответил на мой вопрос. Нам помешали проснувшиеся сослуживцы. И теперь мы почти не разговаривали. Только если он что-то объяснял, показывал какие-то метки или следы. А я задавала вопросы, которые они у меня вызывали. Сухой с Кислым чувствовали что-то неладное между нами и переглядывались между собой. Одному Весельчаку было все нипочем. Всегда довольный жизнью, он излучал позитив в любых ситуациях.

К исходу третьего дня, мы вышли на юго-западный склон Эльбоча. Совсем близко к территории недружественного Стрелея. Тропка была маленькая, практически незаметная. Но Белый шагал уверенно. Да и я уже стала замечать прежние следы, находить какие-то знаки на скалах и снежном горном покрывале. Училась.

— Сейчас нижние метки осмотрим и в нашей нычке переночуем.

— Нычке? — удивилась я.

— Мы так пещеру одну прозвали, — объяснили мне. — Собственно, это и не пещера вовсе, трещина в скале. Но ветер туда не попадает, поэтому спим там, если ночь застает. Вон там, чуть правее по склону, под ледяным языком, вход.

Мы стали спускаться вниз. Буквально через сотню шагов Белый остановился и присел, подняв согнутую в локте руку вверх.

«Остановиться»- всплыла в голове расшифровка жеста. Мы замерли.

Командир сделал вращательное движение кистью руки и сложил пальцы уточкой.

«Чувствую опасность».

Я забыла как дышать, напряженно осматривая местность. Было тихо. Очень тихо. На полусогнутых ногах, вприсядку, мы придвинулись к старшему.

— Что чуешь? — напряженно спросил Сухой.

— Не знаю, — Белый отвечал сквозь полузакрытые губы. — Ничего не вижу, но чувствую какую-то пакость. Что-то изменилось.

— Вроде так же все, — неуверенно прошептал Весельчак.

Командир помолчал.

— Ладно, вперед. Аккуратно. Солнце за мной. Весельчак в хвосте, — приказ был отдан и мы перестроились. — До уступа и обратно. Вниз не пойдем.

Знаете, как ходят по дому матери, опасаясь разбудить спящего младенца? Мы шли еще медленнее и тише. Друг за другом. Под нашими ногами не скрипел снег, не сдвигался ни один камешек. Адреналин бушевал в моей крови, заставляя содрогаться внутренности. Почти дойдя до снежного бугра, прикрывающего, очевидно, скальный выступ, под сапогами Сухого сдвинулся и поехал вниз по склону свежий пласт снега. Мы дружно отскочили с его пути. С шумом обгоняя нас, снег покатился вперед. Разбившись о скальный уступ на два рукава, сбил с него белую шапку и помчался дальше, наращивая мощь.

— На скале! — раздался вскрик Белого. — Ложись!

Отвлекшись от зарождающейся лавины, я бросила взгляд на небольшой обнажившийся уступ. Теперь, без прикрывающего их снега, на нем стали видны закрепленные установки. Арбалеты!

— Ложись! — вновь заорал Максимус и, обернувшись ко мне, толкнул со всей силы, падая сверху.

Снежная шапка, сброшенная природой, спустила тетивы арбалетов. Если бы мы были на пару десятков метров подальше! У нас бы была еще одна секунда, чтобы среагировать. Но на таком расстоянии шансов практически не было. Я почувствовала, как распластанное на мне тело командира конвульсивно дернулось. Короткий вскрик и хрипы ребят.

Нет, нет, нет!

— Ле-жи…,- просипел командир мне в ухо.

Выждав ровно десять секунд, я свалила его с себя и завертела головой. Весельчак, Сухой, Кислый — все они лежали на камнях.

Святой Амадей, нет! В плече Белого и из спины торчали два болта. Толстые, короткие, они пробили куртку из толстой кожи и добрались до тела. Я перевернула его набок.

— Пос-мо-три пар-ней, — проскрипел он.

Убедившись, что все, по-прежнему, тихо, я поползла к ребятам. Заглядывая каждому в глаза, не видела в них жизни. Переползала от одного к другому и осматривала. Сухой и Кислый — у каждого из груди торчали точно такие же болты. Весельчак убит от попадания в голову. Их глаза уже стекленели от морозного воздуха. А мне хотелось выть. Стражники, которые приняли меня как равную. Учили и относились как к младшей сестре, сейчас остывали на холодных камнях. Меня начала бить крупная дрожь. Но, Белый! Белый жив! Я должна ему помочь! Я поползла обратно к нему. Увидев в его глазах немой вопрос, отрицательно покачала головой. Командир зажмурился, на скулах вспухли желваки. Из-под стиснутых век блеснула влага. Но он тут же открыл глаза и она моментально высохла.

— Надо уходить. Это была ловушка. Специально для нас. Надо уходить, Солнце, — отрывисто дыша, заговорил он.

— А парни? — плача, спросила я.

— Мы не вытащим их сами. Нужно добраться до заставы. За ними придут, — здоровой рукой, он сжимал раненое плечо.

— Почему ты не перекинешься? — напрямую спросила я. Я была твердо убеждена, что он орел. Белый на секунду прикрыл глаза, а потом ответил:

— Я не могу. Пока во мне наконечники, я не могу.

— Куда идти? — я вытерла слезы. Горевать будем потом, надо, и верно, выбираться. Оборотень-не оборотень, сейчас на него надежды нет.

— В нычку. Дальше я не дойду. Нужно вынуть стрелы. Помнишь, где она?

Я кивнула. Придерживая его, помогла встать. Если раненое плечо не мешало передвигаться, то простреленная спина практически не позволяла ему шевелиться.