Феликс Петрович Эльдемуров

Птичка на тонкой ветке

Если маленькая птичка вспорхнула на тонкую ветку, ветка под ней раскачивается и трепещет. Однако птице нипочём, что у неё такая ненадёжная опора, так как её безопасность совершенно не зависит от прочности ветки. Она всецело доверяет своим крыльям. Ветка может ходить ходуном и даже надломиться, но это не волнует птицу: она полагается только на крылья и вольна в любой момент взмахнуть ими и улететь прочь. У нас куда меньше бесстрашия и доверия к себе, чем у маленькой птички, сидящей на тонкой ветке.

Шри Сатья Саи Баба, "Летние ливни в Бриндаване", глава 9 — "Путь бхакти"[1].

Книга I

Часть I — СТРАНСТВУЮЩИЙ ЛЕС

Глава 1 — Рассказывает Тинч ДАурадЕс[2]*

И приказал Владыка Реки, дабы пришел Теноч к отцу своему Ворону, чтобы узнать, куда вести мир свой и где поставить город народу своему…

Из ацтекской легенды

— Совсем ты, гляжу, заработался, дружище! — сказал он мне сочувственно. — Сходил бы по воду, что ли.

— Да-да, конечно… За водой? — откликнулся я, не в силах оторваться от рукописи.

— Нет, не ЗА ВОДОЙ, а ПО ВОДУ, — строго поправил он. — За водою пойдёшь — не вернёшься…

"Байки у костра"

1

Всё началось с того, что я оказался на том берегу, где…

Нет.

Всё началось с того, что Хэбруд дал мне поручение…

Нет…

Да!

История эта началась совсем буднично. Как пишут в книжках, "ничто не предвещало…"

Или предвещало?

…Как раз перед тем, решающим разговором, ночью мне привиделся сон, смысл которого я понял лишь несколько дней спустя…

Я видел пылавшее в звездном небе огромное радужное Колесо. По виду оно напоминало штурвальное. Разбрасывая разноцветные брызги огней, Колесо, со всеми своими спицами, медленно вращалось перед моим взором, и странная, величественная и грозная музыка, сопровождаемая хором, сопровождала все его движения. Потом оно начало как бы заваливаться прочь и встало горизонтально, а из его центра, откуда исходили языки и струи пламени, образовался сине-зеленого цвета, полупрозрачный и блестящий каменный кубок, с одной стороны которого были вырезаны прямой крест с распятой на нем розой, а с другой — птица, что, расправляя крылья, взлетает с тонкой ветки…

И еще: сквозь всю эту картину то и дело проносились какие-то бестелесные, огненно отсвечивавшие всадники, а со всех сторон к Колесу протягивались когтистые лапы крадущихся чудовищ с песьими и кошачьими головами, и лязгали клыки, и плескали драконьи крылья, и всё это вместе вращалось и свивалось в огненные спирали вместе с ним…

Надо бы зарисовать это зрелище, как проснусь, подумал в ту минуту я, однако наутро, мгновенно и привычно вспомнив о насущных заботах и хлопотах, совершенно забыл свой вещий сон…

А потом со мною произошло следующее.

…Мой рабочий день начался как водится, обычно. Я поработал над олеографиями и отправился вычитывать гранки "Бугденского вестника". Один из рабочих принёс записку, прибавив, что меня вызывает к себе "сам Главный". Текст этой записки он, конечно, прочёл по дороге (вот одна из неприятных сторон всеобщего образования!).

Хэбруд при встрече мешкать не стал и сразу приступил к делу.

— Видишь ли, Тинч, — начал он, поглядев на меня сквозь очки.

Очки он стал носить недавно. Увы, такова планида художника, который всю жизнь проводит со свинцовыми красками… Но странный он был сегодня. Казалось, чего-то недоговаривал…

— Видишь ли, Тинчи…

"Ну, что тебе ещё?" — мне не терпелось вернуться в типографию, ещё раз проглядеть свои рисунки, оттиснутые на бумаге. Нет ли потёков? Рабочие подчас излишне расходуют краску…

— Видишь ли, Тинчес. Тебе известно, что "Вестник" расходится замечательно и мы с Моуллсом хотим увеличить объём журнала, но все наши корреспонденты по горло загружены работой. Нужны материалы. К примеру, скоро десятилетие окончания войны…

— Я художник, а не писака.

— Я тоже художник, а не писака. Тем не менее, пишу.

Я промолчал.