Птица малая

В наступившей тишине Энн села на край карниза, спустив вниз ноги. Постояв немного, Д. У., явно не доверявший прочности камня, присоединился к ней и занялся швырянием камней в пустоту.

– Д. У., я не спорю с вами, но хочу только спросить, хорошо? – Он кивнул, так что она продолжила: – Предположим, что Век Чудес для нас еще не закончился, хорошо? Разговора ради? Кроме того, мы сходимся в том, что Эмилио – человек очень и очень необычный. Но ведь и София тоже, так?

– Не спорю.

– Так вот, мне кажется, что любовь, половая и семейная жизнь освящены весьма могущественной теологией. И еще, помнится мне, некая чрезвычайно авторитетная персона однажды сказала, что «нехорошо человеку быть одному»[75]. А Рим с его кельями находится очень далеко отсюда, – слукавила Энн. – Нас не было дома почти два десятилетия. Быть может, священникам уже разрешили жениться! A в таком случае я никак не могу понять, какой ущерб может Эмилио нанести Богу своей любовью к Софии.

– Энни, вы ступаете на истоптанную всеми тропу. – Д. У. запустил руку за спину и подобрал новую горсть камешков. Гримаса боли на миг исказила его лицо, однако Энн поняла гримасу как реакцию на выбранную ею тему. – Фигня какая, не знаю я. Быть может, для Господа в этом нет никакой разницы. Возможно, они будут счастливы, нарожают кучу детишек, и Он будет всех их любить…

Какое-то время они посидели, прислушиваясь к плеску воды и разглядывая западную часть небосвода, на которой уже пылали краски первого заката. Д. У. явно что-то обдумывал, и Энн ждала, пока он снова заговорит.

– Не будем торопиться, вопрос совсем не прост. Однако, Энн, – проговорил он негромко, – мне кажется, что святость, подобно гениальности, коренится во вдохновенной настойчивости. В осознанном желании единственной цели. И эту настойчивость и упорство я вижу в Эмилио.

– Д. У., вы серьезно? – широко открыв глаза спросила Энн. – Вы считаете Эмилио св…

– Я этого не сказал! Я рассуждаю в общем. Но мы с Марком пока что помалкивали об этом, и да, я вижу в нем потенциал и по должности обязан защитить его, Энн. – Помолчав мгновение, он признался: – Возможно, мне не следовало бы говорить об этом, но на самом деле я помянул это самое слово на «с» в одном из отправленных в Рим отчетов. Я написал им, что мы, в его лице, возможно, располагаем подлинным и масштабным мистиком… «обрученным с Богом и в некоторые моменты полностью пребывающим в Его любви», – так я выразился тогда.

Отбросив последние остававшиеся у него камни, он стряхнул грязь с ладоней и чуть наклонился вперед, наблюдая за тем, как, постукивая, они перескакивают вниз. Опершись локтями в колени, он спустил крупные ладони вниз между ног.

– И вот возникает новая проблема управления: как мне дальше руководить нашей экспедицией, – проговорил он по прошествии какого-то времени. – И дома, в высшей школе имени знаменитого отца нашего, не имеют о ней никакого представления.

Энн поняла, что ей совершенно нечего сказать на это. И потому уставилась на облака, собиравшиеся на западном горизонте стеной, подобной взбитым сливкам с прослойками клубники, малины, черники и манго. Она никогда не уставала созерцать игру красок на здешнем небе.

– Кстати о Мендес, Энн, – задумчивым тоном продолжил Д. У. – Я очень беспокоюсь за нее во всей этой истории. Эта девочка мне ужасно нравится, и я не хочу, чтобы ей было больно. Если посмотреть снаружи, можно подумать, что вся она – ум и отвага, и Бог любит ее, однако внутри она – битый хрусталь. Если дело дойдет до выбора, Милио предпочтет Бога, и мне даже думать не хочется, как воспримет это София. Поэтому не надо намекать ей на то, что можно взять инициативу в собственные руки, понятно?

Д. У. поднялся на ноги, причем Энн показалось, что он бледноват против обычного, однако следующая его реплика полностью озадачила ее:

– Жаль, что София не воспылала страстью к Куинну или к Робишо.

Озадаченная Энн поднялась на ноги и нахмурилась.

– Ну, Джимми, это понятно! Но Марк? Я думала, что он… ну, вы понимаете. Я думала…

– Вы думали, что Робишо – гей? – Д. У. расхохотался и с полдюжины «ахчтобвасов» разом взлетели в воздух. Явно придя в восторг от такого предположения, он обнял Энн за плечи костлявой рукой. – О нет. Только не это. Пуля ушла в молоко. Марк Робишо, – поведал он ей на ходу, – любит Природу с заглавной буквы и видит в женщинах лучшее ее проявление. Старый добрый Марк обожает дам! Марк, собственно говоря, тоже мистик, но своего рода. Для него бытие Бога проявляется буквально повсюду. Почти как в исламе. Робишо не различает естественное и сверхъестественное. Для него все едино, и он обожает все. Особенно все, что женского пола. – Он посмотрел сверху вниз на Энн, все еще взиравшую на него с открытым ртом. – Вот вы говорите о кадровых проблемах! Провинции пришлось перевести его в мужскую школу, чтобы оградить от неприятностей. Он ни разу в жизни никого не ударил, но смазлив, сукин сын, и из этого факта следуют другие. Не может отказать женщине, когда она приходит к нему. И они, конечно же, приходили. Лучший терапевт Квебека, так его называли.