Птица на привязи

Даже моя «нора» – это вроде моё-моё, и я не пускаю туда кого ни попадя. Но Феликса пускаю, а еще деда, ну и парочку друзей иногда. А в ту комнату нет. Никогда. Может быть, я пустила бы переночевать туда дедушку, если бы он оставался у меня. Но дедушка всегда уезжает к себе. Поэтому сейчас – это только мой дом.

Итак, я хотя бы мысленно хлопнула дверью, пытаясь уединиться на кухне, в надежде успокоить свои нервы чередой суетливых движений. На обеденном столе лежала свежая газета со статьей на первой полосе о теракте в Африке. И стояла сахарница. Я хотела расчистить стол и зачем-то убрала сахарницу и газету в холодильник.

Феликс вошел, бросил коробки на стол, посмотрел на меня сочувствующе и сказал:

– Всё наладится, – потом устало плюхнулся на диван-уголок. Тут он вспомнил, что не разулся, поспешно стянул с себя ботинки, бросив их под стол, и залез на диван с ногами. – Садись! Покажу, что мне удалось добыть. – И скорчил, как он любит выражаться, «funny face».

Сейчас его джим-кэрривские ужимки меня просто раздражали. Но я сжала зубы, вздохнула и, просто чтобы отвлечь себя от дурных мыслей, тоже залезла на диван.

Феликс стал открывать коробки и жестом фокусника доставать из них какие-то белые матерчатые мешочки. В мешках прятались никелированные смесители.

– Вашему вниманию предлагаются – суперкранЫ! Всю сеть облазил. Взял тебе на выбор. Как тебе такой кранчик? – продолжал свою комедию мой кулхацкер, выражением лица намекая на неоднозначную символичность крана.

– Мне не до кранов сейчас, ты же знаешь, – сказала я, пока терпеливо. – Пусть хоть потоп на кухне будет…

– Потопа не будет! – не унимался Феликс. – Вас спасет супергерой Ной! – Феликс поклонился. – Напоминаю, у вас всегда есть выбор!

Уже жестом профессионального рекламщика он срывал с кранов белые чехлы.

Он вполне мог бы стать звездой камеди-клаба и зарабатывать своим обаянием, участвуя в стенд-апах. Если бы умел складно говорить. Но Феликс технарь чистой воды. Вы спросите, что я тогда делаю с ним, имея за спиной два высших гуманитарных: ну, типа, вам поговорить есть о чем? Есть, не переживайте. Во-первых, он служил в армии. И за это я его уважаю. В смысле, не только за это. Он имеет кучу технических знаний, в которых я еще в школе заблудилась, да так и не выбралась. Так что он меня уже на две головы выше. Даже на три, потому что у Феликса разряд по кик-боксингу.

Короче, он жутко умный, в этом году закончил Бауманку. И теперь, осчастливленный волшебной бумажкой, – та-та-та-там, внимание! – не пошел в отрыв, не устроил себе отдых, не уехал в Индию и не мается кризисом «чем-же-мне-заняться-дальше». Он просто занимается тем, что любил все эти годы, – целыми днями копается в «железе» своих родных и знакомых, решая их проблемы с настырным удовольствием. Короче, в офисе не пашет, а работает сам по себе. Да, забыла: он также чинит компы не только своим – уже за деньги, но недорого. Так что обращайтесь. Ну, а краны – это так, хобби.

– Прошу также обратить внимание на упаковку!

Феликс расправил белые упаковочные мешочки на веревках, демонстративно нюхая их.

– Теперь у вас есть дополнительная пара белых носков! На веревочках. Ой, простите, носков в паре оказалось трое, – но Феликс сразу нашелся. – Лишний мешок предлагаю использовать в качестве марлевой повязки в условиях сильного задымления!

Я выдавила из себя беспомощную улыбку. Меня достал этот цирк.

– Железякин… Ты извини. Лучше уйди сейчас, а?

Я злюще так посмотрела на него. Он застыл на пару секунд.

– Ладно, понял. Уже ухожу, – Феликс встал. – Ты сейчас нервная. К тебе не подходи. Какой тебе всё-таки нравится?

Стоит со смесителями в руках, смотрит на меня глазами такими наивными, как у ребенка. Разве такого выгонишь…

– Без разницы.

Феликс кладет мне руку на плечо. Неуклюже так, словно не знает, с какого бока ко мне подойти, чтобы я не оттолкнула.

– Они найдутся. Вот увидишь! С ними точно ничего не случилось. Я ж ясновидящий! Или яснознающий… А хочешь, я тебя замуж возьму?

Тут я схватила со стола чашку и как грохну ее об пол! Она так и разлетелась вдребезги. В другое время его «предложение» меня бы просто улыбнуло. А сейчас я взорвалась. Феликс всё делает «про между прочим»: ласковые слова вскользь, поцелуи по привычке (что может быть омерзительнее?).

Я убежала в гостиную, на диван, разревелась там, как дура. Но не из-за замужества, конечно… Вообще я терпеть ненавижу реветь на людях. Разве только при дедушке. Но он не считается.

– Вали отсюда!

Уходя, Феликс, наверное, решил меня рассмешить. Схватив в охапку ботинки и надевая их уже в прихожей, он взял всю вину на себя.

– Знаешь, я сам виноват, что довел тебя до слез! – Феликс хлопнул себя по лбу. – Носки должны были быть разными! – Он помахал оставшимся белым мешочком, а потом постучал пальцем по своему лбу. – Один левый, другой правый… Старый дурак…

– Ёк-дык-тыг-дык! – я не могла не выругаться. Матом. Последнее время меня так клинит, что я стала ужасной матерщинницей. (Боже, слово-то какое – радость филолога! Матер-щинница.)