Вдобавок горсть золотых бусин, осыпавшихся с давно истлевших нитей, десяток солнечных дисков и множество осколков, обломков, кружков, назначение которых оставалось неясным.
— И наконец вот это, — я поднял тяжелый кубок чистого золота. Он был расплющен, но основание уцелело. — Посмотри, — сказал я, указывая на необыкновенно тонкий рисунок.
— Анк? Египетский символ вечной жизни? — Лорен взглянул на меня, ожидая подтверждения. Я кивнул.
— Для христиан и язычников среди вас. Мы знаем, что фараоны часто пополняли свои сокровищницы за счет финикийцев. Может, это, — я повернул в руках кубок, — дар фараона царю Офира?
— А помните чашу в правой руке Белой леди из Брандберга? — спросила Салли.
Этого хватило, чтобы обсуждение затянулось чуть не до утра, а на следующий день Салли с помощью Хетер Уилкокс представляла свои рисунки и изображения из пещеры. Когда она демонстрировала фигуру белого царя, на лице Лорена опять появилось странное выражение, и он принялся разглядывать изображение с удвоенным вниманием. Мы долго стояли молча, наконец он поднял голову и посмотрел на Салли.
— Я бы хотел получить копию этого рисунка для личной коллекции. Вы не против?
— С величайшим удовольствием, — Салли радостно засмеялась. Ее веселое улыбчивое настроение оказалось заразительно. Подобно большинству красивых женщин, Салли не всегда противится тому, чтобы быть на виду. Она знала, что поработала на славу, и теперь наслаждалась овациями.
— Я не могла решить, что это такое, — сказала она улыбаясь и повесила новый лист. — До сих пор я обнаружила семнадцать аналогичных символов. Хетер называет их ходячими огурцами и двойными ходячими огурцами. У кого какие мысли?
— Головастики? — попробовал Рал.
— Многоножки, — чуть удачнее определила Лесли. Наше воображение иссякло, и мы замолкли.
— Есть еще идеи? — спросила Салли. — Мне казалось, от собрания таких всемирно известных умных людей и специалистов можно ожидать большего…
— Бирема, — негромко сказал Лорен. — И трирема.
— Клянусь Юпитером! — Я тут же увидел их. — Ты прав!
— Ниневийская квинкверема из далекого Офира, — радостно процитировал Питер.
— Форма корпуса, расположение весел — все соответствует, — продолжал я. — Конечно… такие корабли регулярно плавали по озеру.
У нас это не вызывало сомнений, но другие, очевидно, будут спорить.
После ленча мы отправились осматривать раскопки, и Лорен снова высказал несколько блестящих догадок. В углу, образованном утесом и внешней стеной, группа Пита обнаружила серию больших правильных ячейкоподобных помещений. Они соединялись длинным коридором. Сохранились остатки мощеного пола и дренажной системы. Каждое помещение достигало примерно двадцати пяти квадратных футов. Это, кажется, было единственное сооружение за стеной, сделанное из камня, а не из глины.
Мы условно называли эти помещения «тюрьмой».
— Неужели я должен думать за всех вас? — вздохнул Лорен. — Вы ведь только что показывали мне изображения боевых слонов.
— Слоновьи стойла? — спросил я.
— Быстро соображаешь, парень! — Лорен хлопнул меня по плечу, и я вспыхнул. — В Индии их называют слоновьи линии.
После обеда я около часа работал в темной комнате и проявил три пленки. Закончив, пошел отыскивать Лорена. На следующее утро он улетал, а нам еще многое требовалось обсудить.
В доме для гостей его не оказалось, в гостиной тоже, а на мой вопрос Рал ответил:
— Мне кажется, он пошел в пещеру, доктор. Он попросил у меня фонарь.
Лесли почему-то многозначительно взглянула на него, нахмурилась, быстро покачала головой, но для Рала это означало не больше, чем для меня. Я сходил за своим фонарем и двинулся по молчаливой роще, осторожно пробираясь среди открытых раскопок. В отверстии туннеля за большим сикамором было темно.
— Лорен! — позвал я. — Ты здесь? — Мой голос глухо отразился от камня. Эхо замерло, снова наступила тишина, и я вошел в туннель. Зажег фонарь, увертываясь от стаи летучих мышей. Звук моих шагов нарушил тишину.
Никакого света я не увидел, остановился и снова окликнул.
— Лорен! — Мой голос гулко отозвался. Ответа не было, и я пошел дальше. Когда я вышел из туннеля в пещеру, меня неожиданно ослепил луч мощного фонаря. — Лорен? — спросил я. — Это ты?
— Что тебе нужно, Бен? — спросил он из темноты за фонарем. Спросил с досадой, даже зло.
— Хотел поговорить с тобой о дальнейших планах, — я заслонил глаза от света.
— Поговорим завтра.
— Ты улетаешь рано, давай поговорим сейчас. — И я пошел к нему, отводя взгляд от луча. — Свети куда-нибудь в сторону, — попросил я.
— Ты оглох? — Голос Лорена звучал резко — голос человека, привыкшего распоряжаться. — Я сказал — завтра, черт тебя возьми!
Я застыл, ошеломленный, сконфуженный. Никогда в жизни он не разговаривал со мной таким тоном.
— Ло, с тобой все в порядке? — с беспокойством спросил я. В пещере что-то было не так. Я чувствовал это.
— Бен, ступай. Поговорим утром.
Я еще мгновение колебался. Потом повернулся и пошел назад. Я даже мельком не видел Лорена за этим лучом.
Утром Лорен был само обаяние. Он извинился за предыдущий вечер: