— Расскажите, о чем вы разговаривали с ним, доктор. Тимоти сказал мне, что китаец известный археолог, и мы обсуждали открытия супругов Лики в ущелье Олдувай.
— Вы рекомендовали Магебу на получение стипендии Стервесантов, доктор?
— Вы знали, что он был в Китае и там прошел подготовку как организатор партизанской войны?
— Вы подписали этот заказ на вывоз двадцати шести бочек со шпатлевкой из Гонконга, доктор? На таможенной декларации ваша подпись?
Стандартные институтские бланки, и свою подпись я узнал издали. Сам груз я не помнил.
— Вы знали, что в бочках находится сто пятьдесят фунтов пластиковой взрывчатки, доктор?
— Вы узнаете это, доктор?
Брошюры на десятке африканских языков. Я прочел первые строки. Террористическая пропаганда. Взрывай и убивай, жги и уничтожай.
— Вы знали, что все это печатается в типографии вашего Института, доктор?
Вопросы продолжались бесконечно, я устал, был смущен, даже начал противоречить себе. Я напомнил о ранах на голове, о следах веревок на руках и ногах, но вопросы не кончались. Голова у меня болела и была точно ватой набита.
— Вы узнаете это, доктор? Автоматический пистолет, патроны.
— Да! — закричал я. — Такой пистолет приставляли к моей голове, к моему животу!
— Знаете ли вы, что это оружие ввозилось в ящиках якобы с книгами, отправленными в Институт?
— Получая разрешение на полет «дакоты», доктор, вы заявили…
— На меня напали после телефонного разговора. Сколько можно объяснять, черт возьми!
— Вы знали Магебу двенадцать лет. Он был вашим протеже, доктор.
— Вы хотите нас убедить, что Магеба ни разу не искал к вам подхода? Не обсуждал с вами вопросы политики?
— Я не один из них! Клянусь… — Я вспомнил кровь, брызнувшую на крышу кабины, вспомнил удар металлической рукояткой по черепу, плевок в волосах. — Вы должны мне поверить. Боже, пожалуйста! — Думаю, я потерял сознание: все потемнело, и я рухнул на стул.
В себя я пришел в больничной палате, на чистых хрустящих простынях… у кровати сидел Лорен Стервесант.
— Ло, слава богу! — Я чуть не задохнулся от облегчения. Лорен здесь, и теперь все будет в порядке.
Он без улыбки наклонился вперед — красивое, холодное и суровое лицо будто выковано из бронзы.
— Тебя считают членом банды. Якобы ты все организовал, используя Институт как штаб-квартиру террористической организации. — Я смотрел на него, а он безжалостно продолжал: — Если ты предал меня и нашу страну, если перешел к нашим врагам, не жди от меня милосердия.
— И ты туда же, Ло. Этого я не вынесу.
— Это правда?
— Нет. — Я покачал головой. — Нет! Нет! — Внезапно у меня полились слезы, я дрожал, как ребенок. Ло наклонился вперед и крепко схватил меня за плечи.
— Ладно, Бен. — Он говорил с бесконечной нежностью и жалостью. — Ладно, партнер. Я все улажу. Все позади, Бен.
Лорен не позволил мне вернуться в мою холостяцкую квартиру при Институте, и я поселился в гостевых апартаментах в Клайн Шуур, резиденции Стервесантов.
В первую же ночь Лорен разбудил меня. Мне привиделся кошмар — кровь и насмешливые черные лица. Лорен был в пижаме, золотые локоны встрепаны спросонок. Он сидел рядом с моей кроватью, и мы разговаривали о том, что уже сделали и что еще предстоит сделать, пока я наконец не уснул спокойно.
Я провел в Клайн Шуур десять праздных идиллических дней, меня баловала Хилари, вокруг барахтались дети; я был защищен от жадной до новостей прессы, от реалий и тревог внешнего мира. Синяки сошли, царапины зажили, и я обнаружил, что мне все труднее находить что-нибудь новое в ответ на детские крики: «Расскажи!» Они хором выкрикивали ударные фразы и поправляли меня в подробностях. Пора было возвращаться к жизни.
На неприятном, занявшем целый день, открытом судебном заседании я рассказывал о похищении, потом отвечал на вопросы журналистов со всего света. А потом Лорен отвез меня на самолете на север, в Лунный город.
По пути я поделился с ним своим замыслом поискать карьер — и кладбище древних.
Когда он улыбнулся и сказал: «Вот это тигр! Давай, парень, вперед — раскопай все до дна!» — я понял, что в моих словах слишком много энтузиазма и эмоций. Я вспомнил, как Ксаи подражал солнечной птице, и плотно прижал руки к коленям.
В Лунном городе меня встретили как героя: тут за моими приключениями следили по радио. Открыли ящик пива «Виндхук», расселись вокруг костра, и я рассказал все заново.
— Этот Тимоти… он всегда вызывал у меня странное чувство. — Задним числом Салли проявила редкостную прозорливость. — Я все собиралась тебе сказать, что в нем есть что-то подозрительное. — Потом она встала и при всех поцеловала меня в лоб, а я покраснел. — Мы рады, что теперь ты в безопасности, Бен. Мы все беспокоились о тебе.
На следующее утро, отвезя Лорена на полосу и проследив за взлетом, я отправился на поиски Рала Дэвидсона. И нашел его на дне траншеи: он измерял плиту из песчаника. Рал щеголял в тесных шортах, копна волос почти совершенно закрывала лицо, зато он загорел и похудел. Мне он очень нравился. Мы уселись на краю траншеи, свесив ноги, и я объяснил ему свою мысль насчет карьера.