Птица войны

— Да-да, Хенаре! — жарко зашептала она ему в ухо. — Нгати убивают своих врагов, да-да! Это хорошо, Хенаре, хорошо! Кто же иначе нас будет бояться? Придут нгапухи, чтобы разграбить нашу деревню. Придут ваикато, чтобы сделать нас рабами. Все соседи будут презирать трусливых нгати. Все: и терарава, и аупори, и нгати-таматера, и нгати-ватуа… Неужели ты хочешь этого? Нет-нет, такого не будет никогда!

Жаркая убежденность, звучавшая в голосе девушки, не могла не произвести впечатления на Генри. Парирау поняла его мысль превратно, значит, надо найти слова убедительнее, точнее.

— Зачем вы нападаете друг на друга? Чтобы отомстить? Но потом отомстят вам, так будет без конца. Разве не вкуснее кумара, выращенная своими руками, чем та, которую вы отняли у соседей?

— При женщине и земле воин пропадает, — будто про себя пробормотала Парирау.

— Глупая пословица! — живо возразил Генри. — Человек рождается на свет не затем, чтобы кто-то ему отрезал голову. Убийца высушит ее и будет всюду хвастаться. А для человека исчезло все — и дети, и солнце, и птицы… Вот ты сама — разве ты хочешь умереть? Представь, что завтра тебя схватят ваикато.

— О, Хенаре… — испуганно выдохнула девушка.

— Не хочешь. Никто из вас не хочет. А когда убиваете других, вы говорите: это хорошо! Надо, чтобы вы поняли, как это плохо — убивать. Пусть не будет войн… Никогда! Каждый будет есть только те плоды, которые он вырастил. И носить одежду, которую ему сплела его мать… или жена. Я открою маори великую правду…

— О, Хенаре!..

Она гладит его по лицу, и он снова сбивается с мысли, трудно дышит и забывает слова.

Они разговаривают так до полуночи, а утром, просыпаясь в своей хижине, Парирау вспоминает юношу, ушедшего убивать ваикато, и со стыдом сознает, что мысли о судьбе Тауранги все меньше тревожат ее. На протяжении длинного дня — выкапывая ли папоротниковые корни, теребя ли раковиной лен или запекая кумару — она еще не раз произнесет про себя имя своего жениха. «Неужели произойдет такое, — в смятении подумала как-то Парирау, — что они оба посватают меня в жены?» Она представила, как Хенаре и Тауранги хмуро тянут ее за руки в разные стороны, и этот древний ритуал предсвадебного соперничества показался ей настолько обидным, что на глазах навернулись слезы. Хенаре и Тауранги, они оба дороги ей… Кто бы ни перетянул, она будет жалеть о другом.

Хе коконга фаре э китеа, хе коконга э коре э китеа — можно осмотреть углы дома, но не углы сердца. Поистине, так. Сегодня соседка сказала Парирау, что вождь Раупаха наложил на Хенаре табу, и от отчаяния она долго не могла произнести ни слова. Соседка с сочувствием и любопытством смотрела на нее, не решаясь на расспросы, а потом заторопилась и ушла. Она наверняка решила обсудить с приятельницами странное поведение невесты Тауранги. А Парирау, которая все утро грустила о сыне Те Нгаро, вдруг поняла, что нет ей жизни без Хенаре.

Когда Хенаре, поговорив с ее отцом, остался под пальмой один, Парирау со страхом почувствовала, что сейчас наступит мгновение — и она не совладает с собой, выбежит из хижины и со слезами бросится к нему. Она знала, что не смеет прикасаться к Хенаре. Человек, который нарушает табу, умирает от мучительных болезней. Сколько бы ни сидел он в ледяной воде, ему не унять жара, как бы ни пытался он смыть в ручье красную сыпь — она будет расти. И зарывание по шею в землю, и даже вареная кровь из уха собаки не помогут ему. Нет такой силы, которая могла бы заставить маори нарушить табу — священную волю богов.

Боясь, что случится непоправимое, девушка отпрянула от двери и упала на пол, уткнув лицо в циновку. Зажав ею рот, она беззвучно заплакала. Слезы не принесли ей облегчения: предчувствие несчастья все сильнее сжимало грудь. Но вот что-то подсказало ей, что Хенаре ушел. Она бросилась к двери и, уже не скрываясь, отбросила полог.

Площадка под пальмой была пуста. Зато вдали, там, где улица вливается в зеленое пространство деревенской площади, Парирау увидела удаляющиеся фигуры четверых мужчин. Один из них, одетый для будней слишком нарядно, вышагивал впереди. По обрубку левой руки девушка узнала в нем Матакерепу — любимчика Раупахи. Двое других, одетые в лохмотья, держали Хенаре за локти. Это могли быть только рабы — на них, как на собак, не распространяются законы табу.

Они скрылись за углом, и Парирау побрела в хижину. Там она опустилась на циновку и не вставала с нее и тогда, когда солнце было на своем пути вверх, и тогда, когда оно было прямо, как столб, и тогда, когда оно стало склоняться.

За все это время старый Те Иети так и не заглянул в хижину. Лишь с наступлением поры огней Парирау услышала его шаги. Он еще не переступил порог, а девушка уже поняла, что вести неутешительные.

…Вот что произошло на марае, где провел сегодня полдня Те Иети.