Птицы, звери и родственники

Добравшись домой, я отнес сову к себе в спальню, развязал коробку, вытащил сову и посадил на пол. При этом она отчаянно вырывалась и щелкала клювом. Собаки, собравшиеся в кружок посмотреть на прибавление моего семейства, тут же ретировались. Они знали, что может натворить Улисс в дурном настроении, а эта птаха была раза в три крупнее. Впрочем, по моему мнению, эта сова была одним из самых красивых пернатых, которых я когда-либо видел. Оперение на спине и крыльях было золотистым, словно медовые соты, с бледными пепельно-серыми пятнами; на белоснежной, словно сливки, груди ни единой отметины, а огромные, чем-то похожие на восточные, глаза окаймляла маска из белых перьев, выглядящая чопорно, как круглый плоеный воротник елизаветинской эпохи.

Крыло моей новой питомицы оказалось не в столь плачевном состоянии, как я думал. Перелом был легким, и после получасовой борьбы, в ходе которой она умудрилась несколько раз прокусить мне руку до крови, я, к своему удовлетворению, наложил на него шину. Сова, которую я решил назвать Лампадуза (просто потому, что мне нравилось это имя), похоже, была упоена своей победой над собаками, ни за что не хотела подружиться с Улиссом, а уж на Августуса Почешибрюшко и вовсе смотрела с нескрываемым презрением. Подумав, что ей лучше побыть, пока не привыкнет, где-нибудь в темном укромном месте, я отнес сову на чердак. Там была малюсенькая каморка с единственным крохотным окошком, которое так заросло пылью и паутиной, что сквозь него едва проникал свет. В каморке было спокойно и сумрачно, как в пещере, и я подумал, что уж здесь-то Лампадуза быстро пойдет на поправку. Я посадил птицу на пол, поставил перед нею большое блюдце с мелко накрошенным мясом, а уходя, надежно запер дверь, чтобы сову никто не потревожил. Когда я пошел навестить ее перед сном, прихватив в подарок дохлую мышь, я нашел, что моя гостья чувствует себя куда лучше. Она склевала большую часть мяса и теперь шипела и щелкала на меня, хлопая крыльями, сверкая глазами и прыгая по полу. Обрадованный столь очевидным прогрессом, я оставил ей мышь и отправился в постель.

Через несколько часов меня разбудили голоса, доносившиеся из маминой комнаты. Удивленный, что же такое могло случиться, отчего семья в эту пору на ногах, я высунул голову из двери спальни и прислушался.

— Ей-богу, — послышался голос Ларри, — это полтергейст!

— Это не может быть полтергейст, милый, — ответила мама. — Полтергейсты ведь швыряются вещами.

— Кто бы там ни был, но он звенит цепями, — сказал Ларри, — и его нужно изгнать. По-моему, вы с Марго самые крупные специалисты по потустороннему миру. Так что отправляйтесь наверх и изгоняйте.

— Не пойду! — дрожащим голосом сказала Марго. — Мало ли что там такое. Вдруг там очень, очень зловредный дух?

— Он чертовски зловредный, — сказал Ларри, — целый час мне не дает заснуть.

— А может, это просто ветер или что-нибудь в этом роде, милый? — спросила мама.

— Что-что, а отличить ветер от неприкаянного духа, гремящего цепями и ядрами, я уж как-нибудь сумею, — заявил Ларри.

— А может, это воры? — молвила Марго, пытаясь взбодрить саму себя. — А может, это воры и следует разбудить Лесли?

Полусонный и слегка заторможенный — сказывалось все еще действие выпитого накануне спиртного, — я никак не мог сообразить, о чем толкуют мои домочадцы. Однако звучало интригующе, впрочем, как и всегда — во всех подобных ситуациях, которые столь мастерски создавали мои домашние в самые неподходящие часы дня и ночи, — а потому я отправился к маминой комнате и заглянул внутрь. Ларри расхаживал по комнате, шурша по полу ночным халатом, словно королевской мантией.

— Надо что-то предпринять, — сказал он. — Я не могу спать, когда у меня над головой гремят цепями. А раз я не могу спать, я не смогу писать.

— Я никак не возьму в толк, чего же ты ожидаешь от нас, милый? — спросила мама. — Уверяю тебя, это всего-навсего ветер.

— Да, правда, почему ты ждешь, что это мы туда отправимся и наведем порядок? — подхватила Марго. — Ты мужчина, ты и иди.

— Послушай, — сказал Ларри, — не ты ли вернулась из Лондона вся в эманациях[4] и с разговорами о Бесконечном?

Не удивлюсь, если какое-нибудь дьявольское создание из тех, что ты вызвала на одном из своих сеансов, притащилось за тобой сюда. А следовательно, это кто-то из твоих любимчиков! Вот иди и разбирайся с ним.

Слова «это кто-то из твоих любимчиков» проникли мне в душу. Неужели это Лампадуза? У сипух, как и у любых других сов, крылья мягкие, как пушинки одуванчика. Неужели это она грохочет, будто ядро на цепи?

Я вошел в комнату и полюбопытствовал, о чем это они тут говорят.

— Это всего-навсего привидение, милый, — утешала меня мама. — Ларри обнаружил привидение.

— Оно там, на чердаке, — взволнованно сказала Марго. — Ларри думает, что оно прилетело за мною из Англии. А вдруг это Мауэйк?

— Мы не станем больше к этому возвращаться, — твердо сказала мама.

— Как зовут твоего дружка с того света, меня совершенно не волнует, — сказал Ларри. — Я требую, чтобы его убрали.