Публичное одиночество

Есть еще очень важный момент. Как говорится, кто верит в случайность – не верит в Бога. Вот идут восемь человек по лесу, один отошел по малой нужде, задержался на несколько секунд, оглянулся, а семерых нет. А он уцелел. Почему он? Почему остался? Или человек в атаке минометной (я прочел огромное количество материалов, посмотрел около сорока часов хроники), у него осколком срезает ремень, как бритвой, а он остается в живых! Почему человек прошел всю войну без ранения, а в последний день случайный снайпер попадает ему в глаз? И как природа принимает в этом участие – природа, жизнь, Бог?

Не может быть так, чтобы мир – с Богом, а война – с дьяволом. Так не бывает. Если Бог споспешествует этому – где его участие? Я не пытаюсь ответить на этот вопрос, но я хочу его задать. (XI, 2)

(2010)

Интервьюер:Почему, как Вы думаете, мы выиграли эту войну?

Есть такой замечательный военный историк Кавад Раш, который написал, что советские историки отняли победу у русского солдата, показывая немцев дураками, пьяницами, идиотами и кретинами…

Это была неправда. Немецкая армия – действительно была великой армией, которая покоряла европейские страны за считаные дни…

Могли бы мы сейчас выиграть такую войну?

Но ведь сумели же псковские ребята совершить подвиг… хотя общество не располагает к подвигу эмоционально.

В стране победил всеразъедающий гламур. На ТВ-каналах развлекают одни и те же люди, которые друг про друга говорят, спорят, беседуют. И все это касается «песочницы» московской и питерской без учета огромной страны…

Вот предлагают – наемную армию. Моя личная точка зрения: мы немножко другая страна.

Наверное, какие-то подразделения должны быть профессионалами. Но человек, воюющий за деньги, пойдет туда, где дадут больше. А ведь армия в России всегда была не только средством нападения или защиты, но образом жизни. А наемники не знают, что защищать, они не чувствуют родины, корней, традиций, они потребители… (I, 142)

(2010)

Ни один народ не может считаться воевавшим, если он не бился с внешним врагом на своей территории. Война – это не только солдаты, а все, что накрывает нацию. Война касается всего – пейзажа, речки, скамейки во дворе, неба над головой, родных и близких. Когда твои города бомбят вражеские самолеты, по ночам комендантский час и нельзя выйти на улицу, когда продукты отпускаются по карточкам, а в хозяйской постели спит чужой человек, говорящий на незнакомом языке…

Такое генетическое ощущение беды может быть развито лишь у тех, кто воевал на родине. (II, 65)

(2011)

Интервьюер:Вы родились в год Победы, какое в Вас было воспитано отношение к войне?

В детстве я испытывал восторг от запаха портупеи, от вида людей в гимнастерках, с золотыми погонами, с орденами, с медалями… Мне перешили отцовскую форму, и в пять лет от роду я гордо ходил в кителе с погонами и фуражке. Ощущение войны, подвига Победы очень вдохновляло. Во дворе с мальчишками каждый день играли в войну.

До середины шестидесятых годов главный слоган страны был: «Лишь бы не было войны!»

И это говорилось не иронично, а совершенно серьезно. Стабильность в обществе существовала именно потому, что у власти и под властью было поколение тех, кто воевал. Не важно, солдатом ты был или генералом – все легко понимали друг друга… (XV, 52)

Гражданская война в России

(2000)

У меня была идея снять фильм о Гражданской войне, которая в большой степени навеяна Николаем Туроверовым… «Уходили мы из Крыма, среди дыма и огня…» или его стихами «В Легионе».

Вот это соединение казачества, изгнания, Африки… Все это, вместе взятое (да если еще соединить с Триестом, с концом войны, с тем, как выдали и предали всех этих казаков), рождает трагическое, потрясающее ощущение. Это квинтэссенция трагедии народной, отраженная в судьбе казачьего офицера. Но это только бродит у меня в космосе представлений, или, как гениально написал об этом Мандельштам: «Я слово позабыл, что я хотел сказать / Слепая ласточка в чертог теней вернется»…

Вот пока и у меня все находится в «чертоге теней», все «плавает», не сгущаясь в чем-то конкретном.

Была у меня и идея экранизации Донского похода… Я читал об этом времени довольно много. Донскому походу посвящено много, если можно так выразиться, литературообразных воспоминаний, не имеющих отношения к литературе. Их написали офицеры казачьи. И вот там можно найти совершенно потрясающие детали, которые немыслимо найти у профессиональных писателей…

Например, на фронт отправляется обоз с гробами. Длиннейший обоз – сто пятьдесят подвод, на каждой подводе по десять гробов. И молодой совсем юнкер, мальчик, которому поручено командовать этим обозом, и его любовная история с сопровождающей этот же обоз казачкой.

Все это настолько пронзающее.