Публикации в журнале «Нева»

Напомним, что с 1918-го по 1927 год старинная Гороховая улица называлась Комиссаровской. Затем ее переименовали в улицу Дзержинского. Оба топонима тесно связаны с деятельностью пресловутой ВЧК.

Страх перед Чрезвычайкой был настолько велик, что обывателям чекисты мерещились всюду. Говорят, однажды, много лет спустя, на вывеске: «Сад Дзержинского» отвалилась первая буква. В Ленинграде долго говорили про «ад Дзержинского».

В обязанности Чрезвычайной комиссии была вменена борьба с новым опасным социальным явлением — беспризорщиной. Это странное на первый взгляд сочетание карательной деятельности с воспитательными функциями вполне объяснимо. Всем было хорошо понятно, что беспризорность чекисты породили сами, расстреливая направо и налево взрослое население и оставляя детей бездомными сиротами, лишенными родительской опеки. Цинизм ситуации состоял в том, что на чекистов возлагалась забота о детях убитых ими родителей. После этого фольклор переименовал ЧК в ДЧК, то есть Детскую чрезвычайную комиссию или Детскую чрезвычайку. В стране появилась едва ли не первая советская страшилка, которой очень долго пугали детей:

Мальчик просит папу, маму:«Дайте сахар и чайку». —«Замолчи, троцкист поганый!

Отведу тебя в ЧеКу».

После ареста родителей всех детей репрессированных чекисты распределяли по интернатам. Перед отправкой их свозили в специальные распределители, один из которых находился на улице Академика Павлова. От страха ребята плакали, и, говорят, от такого тихого плача сотен детей в подушку «стояло какое-то напряжение — шум, как у моря». Другой детский распределитель располагался в Невском районе, в казармах бывшего завода Максвеля на улице Ткачей. Этот распределитель запомнился ленинградцам по страшному фольклорному адресу: «Улица Ткачей, дом палачей».

ЧК стремительно превращалась в пугающий символ новой России. Казалось, туда сходились все дороги, а оттуда выхода не было никакого. В арсенале городского фольклора сохранилось огромное множество частушек на мотив популярной матросской плясовой песни «Яблочко». Героем абсолютного большинства из них стала в те годы Чрезвычайная комиссия в ее многочисленных столичных и периферийных ипостасях: ВЧК, ЧК, Губчека и так далее:

Эх, яблочко,Куда катишься?В Ве Че Ку попадешь —

Не воротишься.

Органам ЧК, затем переименованной в ГПУ, НКВД, КГБ, принадлежит ведущая роль в развязывании террора против собственного народа. Между тем чудовищный шквал репрессий, обрушившийся на Ленинград в 1930-х годах и оставивший в душах и сердцах ленинградцев незаживающие и саднящие раны, на самом деле не был чем-то неожиданным и непредсказуемым. В ленинградском фольклоре зафиксирована формула, в которой сконцентрировано ясное и недвусмысленное понимание ленинградцами неумолимой логики происходивших в стране процессов: «Выстрел „Авроры“ — начало террора». Но если послереволюционный красный террор был все-таки обусловлен непримиримой классовой борьбой, а затем и Гражданской войной то зримых причин к репрессиям в мирное время люди не видели.

Принято считать, что массовый террор в Ленинграде был спровоцирован убийством в коридоре Смольного первого секретаря обкома ВКП(б) С. М. Кирова 1 декабря 1934 года. Это действительно так. Однако ленинградский фольклор свидетельствует о том, что руки органам были развязаны раньше. Опыт бессудных расправ приобретался давно. Среди верующих ленинградцев долгое время бытовала страшная легенда о заживо погребенных на Смоленском кладбище сорока священниках Ленинградской епархии. В 20-х годах их якобы привезли сюда, поставили на краю вырытой ямы и велели «отречься от веры или ложиться живыми в могилу». Священники веру не предали и молча легли на дно траншеи. Три дня после этого, рассказывает легенда, шевелилась земля над могилою заживо погребенных, и в ветвях кладбищенских деревьев слышался скорбный плач по погибшим. Затем люди будто бы видели, как упал на то место божественный луч, и все замерло. Этот участок Смоленского кладбища до сих пор привлекает внимание необычным убранством. Здесь можно увидеть зажженные свечи, бумажные цветы, ленточки, записки и «нарисованные от руки плакаты».

В городе жива легенда о некой фигуре монаха в черном, который появляется по ночам у расстрельной стены на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, где так же казнили священников. «Один из доцентов института имени Герцена, считавший подобные рассказы байками», на спор согласился провести ночь на кладбище. На следующий день доцента нашли мертвым у самой стены. Он был совершенно седым, и на его теле не было никаких следов насилия.