Пуд соли на сердечную рану

Пища была соответствующая. Кефир с осадком в виде отслоившихся хлопьев, компот из сухофруктов с дохлыми осами, плавающими в стаканах… Дальнейший обзор предлагаемых яств, вернее их остатков, еще больше испортил аппетит и настроение Глафиры. Желтоватые огурцы с семечками размера тыквенных, нарезанные огромными кусками, никак не порадовали. По красным следам, размазанным по использованному подносу, было понятно, что были еще и помидоры и что за них шла смертельная битва. Кто-то победил, но не помидоры. Правда, оставались еще биточки и сухие на вид котлеты, отгородившиеся от мира толстым панцирем из сухарей. Но Глаша была уже предупреждена Ниной об их сомнительном происхождении и прошла мимо. Картошку тоже уже разобрали, и из гарниров остались только слипшиеся холодные макароны. Глафира посмотрела на часы – они показывали девятнадцать часов пятнадцать минут. То есть от начала ужина прошло только четверть часа, а еды уже не было. Бедные старики заглатывали трясущимися губами то, что добыли в честной и не очень честной борьбе.

Глаша посмотрела в безучастное лицо прыщавой молодой работницы общепита, вышедшей из кухни, чтобы убрать пустой лоток, и спросила:

– Извините, а картофеля больше не будет?

– Нет.

– Но как же так? Ужин еще идет, а еды уже нет… – растерялась Глафира.

– Вовремя приходить надо, у нас все рассчитано, – ответила девушка и удалилась с пустым лотком, покачивая бедрами.

Глаша осторожно подошла к титанам с кипятком с намерением заварить себе чай, но напиток оказался заваренным в этих больших банях. Хорошо еще, что был несладким, чай с сахаром Глаша никогда не пила. Темно-коричневый напиток полился в чашку – по запаху он мало напоминал чай, скорее воду от запаренного веника. Взяв кусочек подсушенного белого хлеба, Глафира вернулась за свой стол. «Не знаю, как кормят в тюрьмах, но уверена, что лучше, чем здесь, – подумала она. – В больнице точно лучше».

– Как я рад! – раздался над ее ухом радостный возглас.

Глаша чуть не подавилась чаем и уставилась на Павла Петровича все в тех же трусах и майке-алкоголичке. «О господи! Он и на ужин так пришел!» – чуть не вырвалось у нее. Оказывается, место деда было за этим же столиком. Наверное, всем, кто жил в люксах, отводили двадцатый номер.

– За котлеткой ходил… – пояснил старик, присаживаясь напротив.

Из-за своей сгорбленности он сразу же уткнулся лицом в тарелку. Но глаза часто поднимал, устремив на собеседника, отчего они были какие-то выпуклые и напряженные.

– Это наш столик, для тех, кто в люксовом корпусе живет, – подтвердил дед догадку Глаши. – А я смотрю, вы на диете. Или не хватило?

– Скорее второе.

– Ой, бедная… Да, тут надо приходить прямо к открытию. Я вот салаты уже покушал, могу угостить котлеткой.

– Нет, спасибо! – категорично заявила Глаша.

– Она же неплохая, мягкая. Хлеба, наверное, много, – весьма сомнительно разрекламировал дед мясное изделие.

– Нет-нет, не беспокойтесь! – Ей даже на расстоянии мерещился запах чеснока.

Дед стал разделывать котлету, ловко орудуя вилкой и ножом.

– А вы, душа моя, спасли меня сегодня. Такая рука у вас легкая!

– Я поступила, как любой врач на моем месте, – оказала помощь человеку. Не надо меня все время благодарить.

– Я тут лечусь, – попытался оглядеться по сторонам Павел Петрович. – Витамины мне колят, алоэ и еще там… от давления. Так вот, душа моя, как же больно Наденька уколы делает! Но это между нами. А хирург местный вообще садист. Просто кошмар какой-то! Атас! Мало того что я разогнуться не могу, позвоночник шалит… как-никак, мне за восемьдесят… так я еще и сидеть не могу, так задница болит. Ой, извините!

– Да ничего, – улыбнулась Глафира.

– Пожалейте старика, а я хотел бы вас попросить укольчики мне поделать, – выкатил на нее глаза Павел Петрович.

Глаша растерялась. Вот чего-чего, во время своего и так явно неудавшегося отпуска ей совсем не хотелось делать уколы девяностолетнему деду, который будет доставать ее разговорами и еще черт знает чем…

И тут старика словно прорвало:

– Да я все понимаю, предложение не очень заманчивое. Это просто последняя, можно сказать, просьба человека, который скоро и есть будет стоя, иначе упадет лицом в тарелку. Голубушка, умоляю! Мы же рядышком живем, я сам буду к вам приходить… К тому же все уколы мне делают сразу, за один раз. Пожалуйста, уважьте старика! Ну что вам стоит? В день всего пять минут… Больше ни о чем не буду просить!

После такого натиска Глафира, конечно, отказать не могла.

– Хорошо. Только не надо ко мне приходить, я сама к вам приду, – ответила она, с ужасом представив себе, как старик в трусах в цветочек будет каждый день выползать из ее номера, держась, извините, за задницу. Да еще придется его как-то выпроваживать, сам-то он вряд ли будет спешить покинуть свою соседку. Пожилые люди с их дефицитом общения – страшная сила.

– Вот спасибо, душечка! – Павел Петрович схватил ее за ладонь своей морщинистой старческой рукой и приложил к сухим губам, к которым прилипли кусочки котлеты из хлеба с чесноком.

Глаша растянула рот в улыбке Чеширского кота.