Пуля без комментариев

– Мать твою, что за страна! Не успел сын напиться, как уже настучали. В какой помойке мы живем! Ничего, кроме клеветы и зависти, нет. Утром чихнешь у себя на кухне, к вечеру весь город обсуждать будет, что ты от туберкулеза помираешь. Пошли! Как настроение у шефа?

Лотенко был холоден и неприветлив.

– Владимир Семенович! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, обратился он к Козодоеву. – В два часа дня к вам приедут представители следственных органов. Постарайтесь привести к этому времени сына в чувство.

Козодоев ничего не ответил. На душе у него было гадко, но оправдываться перед главным бизнесменом области он не собирался.

– Вчера я был свидетелем недостойного поведения Сергея Владимировича, – скривившись больше, чем обычно, продолжил Лотенко. – Я понимаю, стресс, молодой возраст, стрельба, хаос. Но то истеричное состояние, в котором пребывал ваш сын, бросает тень на всех нас. Постарайтесь объяснить своему заместителю, что этот бред про грудь коммуниста – его личный экспромт. Собственный! – Лотенко, прямо как самый настоящий библейский пророк, многозначительно указал перстом вверх, где над крышами, в тучах и городском смоге, таилась истина.

«Валить отсюда надо», – отчетливо понял Козодоев.

Если до этого разговора у него оставалась капля сомнения насчет того, эмигрировать или нет, то сейчас бывший буровой мастер всеми клеточками своего тела осознал, что чем быстрее он покинет Россию, тем будет лучше.

– Владимир Семенович, – продолжил Лотенко, – объясните мне, ваш сын что, не понимает разницу между милицейским полковником и сержантом ППС? Какого черта он вчера крыл Живко отборным матом? Полковник – мстительный человек, он публичного оскорбления просто так не оставит.

– Анатолий Борисович, это вы вчера из-за памятника за моим сыном наблюдали? – с трудом удерживая себя в рамках приличия, осведомился Козодоев. – Хочу отдать вам должное. У вас отличный слух! Ни одного слова не пропустили.

– Сочту вашу дерзость проявлением нервного перенапряжения. Мой вам совет. Если Сергей Владимирович психически болен, то лечите его. А если он считает, что ему все дозволено, то поищите ему другое место работы. В моем здании психопатам делать нечего!

Козодоев-старший ничего на это не ответил и вернулся к сыну.

Благодаря совместным усилиям фельдшера и Марины Сергей пришел в себя, но был так слаб, что не мог подняться с дивана и самостоятельно попить воды.

– К двум часам поставьте его на ноги! – приказал Владимир Семенович и ушел к себе.

Он хотел успокоиться, подумать о словах Лотенко и принять лекарство от боли в изношенном сердце.

18

В эту же среду, еще утром, пока Сергей Козодоев отсыпался, Живко вызвал к себе Игоря Ефремова. Отношения между ними напоминали тайное сотрудничество шефа гестапо Мюллера и Мартина Бормана, личного секретаря Гитлера. Формально Мюллер не подчинялся Борману, но на практике выполнял любые его поручения.

На чем основывалось сотрудничество гестаповца и партийного функционера, история умалчивает, а с Живко дело было так. Он застал Ефремова в нетрезвом виде на дежурстве и не стал раздувать из этого случая скандал. Ефремов, всю ночь ожидавший кары небесной, наутро примчался к полковнику, попросил прощения и заверил, что больше на службе не выпьет ни грамма. Обманул, конечно, но Живко его простил.

С тех пор Игорь исполнял любые просьбы полковника, а иногда сам проявлял инициативу. Как-то с дочери знакомых Живко сняли шапку. Ефремов бросил на раскрытие преступления весь личный состав уголовного розыска Ленинского РОВД и нашел грабителей в течение суток.

– Я хотел, чтобы ты допросил некоего Сергея Козодоева, – сказал Ефремову полковник. – Этот человек был у памятника Ленину. Когда началась стрельба, он повел себя очень странно, остался стоять, хотя все бизнесмены убежали. Что это? Нерасторопность, ступор? Или Козодоев знал сценарий событий на площади?

– Я слышал, Василий Кириллович, что этот негодяй вас матом обругал.

– Игорь, я почти тридцать лет в милиции. В русском языке нет такого матерного слова, которым меня не оскорбляли бы. Пожалуй, в татарском языке тоже нет. По молодости лет я работал на территории, где был татарский поселок. Кстати, ты не знаешь, что по-английски значит «фак»?

Ефремов перевел.

– Я так и понял! – Полковник, довольный своей сообразительностью, заулыбался. – Если бы ты слышал, как американская корреспондентка своего оператора чихвостила! Через слово «фак» да «фак»! Как лягушка на болоте квакала.

– У них это выражение не так оскорбительно, как у нас.

Полковник вставил в видеомагнитофон кассету, прокрутил Ефремову запись событий на площади, потом сказал:

– Обрати внимание, я стою, вжав голову в плечи. Американский оператор трясется как осиновый лист, корреспондентка вся напряжена, а Козодоеву хоть бы хны! Мы подсознательно ждем третьего выстрела, а он – нет. Спрашивается: почему? Созвонись с ним, назначь встречу и допроси его о событиях на площади.

– Все сделаю, Василий Кириллович! – заявил Ефремов.