– Пошли! – Сергей вернулся в кабинет, занял место за столом, щелкнул селектором. – Позвоните на проходную. Пускай менты поднимаются в приемную. Через пару минут я их приму.
– Ну вот и славненько! – обрадовался Юркевич.
Сергей достал сигареты.
Фельдшер бросился к нему, перехватил руку у самого рта.
– Потерпи! – взмолился медик. – Тебя от курева снова развезет.
– Ничего мне не будет! – заявил Козодоев, высвободил руку, прикурил, жадно затянулся и тут же почувствовал, как сознание вновь помутилось.
– Сергей, ты в норме? – заглядывая ему в глаза, спросил Юркевич. – Вот черт, он опять в ауте!
– Через минуту все в порядке будет, – заверил его Сергей.
Начальник юридического отдела включил селектор.
– Приемная, наши гости уже поднялись? Как придут, угостите их чаем. У нас тут небольшая задержка вышла. Как будем готовы к встрече, я сообщу вам.
– Сергей, давай еще укольчик сделаем, – предложил фельдшер.
– Коли, – милостиво разрешил Козодоев.
– Ты что вчера пил? – не подумав, спросил медик.
– Твое какое дело? – взорвался Сергей. – Нужен укол – так делай его. Чего ты меня расспрашивать взялся, как прокурор на допросе? Повадились совать нос не в свои дела. Что пил, что ел? – передразнил он медика. – Нефть сырую пил и асфальтом закусывал. Доволен?
Фельдшер несколько часов пытался привести пациента в божеский вид, а в итоге нарвался на неприкрытое хамство. Он обиделся, сделал укол и ушел.
Минут через двадцать Козодоев объявил, что готов к приему посетителей.
– Проходите, – пригласил Юркевич милиционеров.
Ефремов взглянул на часы.
– Не прошло и полгода, – пробурчал он себе под нос.
В кабинете представителям власти сесть никто не предложил. Они остались стоять посреди помещения, как бедные просители перед барином.
– Как я понимаю, вы по делу? – спросил Игоря Юркевич.
– Вы кто? – вместо ответа осведомился Ефремов.
– Я начальник юридического отдела СГТС. Директор фирмы поручил мне присутствовать при разговоре и проконтролировать, не ущемляются ли права господина Козодоева.
– Вы же не адвокат…. – начал было возмущаться Игорь, но Воронов одернул его.
– Все в порядке, – сказал он. – Я следователь. У меня будет несколько вопросов к Сергею Владимировичу.
– Вы нашли человека, который стрелял в меня? – спросил Козодоев.
– В вас? – изобразил удивление Воронов. – Почему вы решили, что неизвестный преступник стрелял именно в вас?
– В кого же еще? В Мякоткина он попал случайно. Я был главной мишенью! – Козодоев вышел из-за стола, встал напротив милиционеров. – В меня стреляла эта фашистская сволочь! – Хозяин кабинета ткнул себя пальцем в грудь. – В меня метил ваш наймит. Что, вы с чем-то не согласны? Я по глазам вашего полковника видел, что это он устроил кровавую бойню. Разве не так? – Козодоев прищурился, всмотрелся в лицо Ефремова, показавшееся ему знакомым. – Мы где-то встречались? – спросил он Игоря. – Ты в ГАИ не работал?
– Бог миловал, – сквозь зубы ответил Ефремов.
– Пока не найдете человека, который стрелял в меня, и не арестуете его, мне с вами разговаривать не о чем. Аудиенция окончена! Вы свободны.
– Как свободны? – вспылил Игорь. – Мы представители власти….
– Еще слово, я вызову охрану и вас отсюда вышвырнут, как Паниковского из исполкома. – Козодоев вернулся за стол, вытряхнул сигарету из пачки, закурил. – Вы еще здесь? – издевательским тоном спросил он. – Советую вам не злоупотреблять моим терпением, – завершением этой фразы стала трехэтажная матерная брань.
– Пошли! – Воронов потянул коллегу за рукав. – Идем, Игорь. Не надо ничего говорить.
Взбешенный Ефремов подчинился, но не потому, что побоялся охранников. Он оценил состояние Козодоева, понял, что этот человек пьян и расспрашивать его о событиях на площади смысла нет.
«Поручение Живко я выполнил, – подумал Игорь. – Теперь пусть полковник решает, как дальше быть».
На выходе из приемной Воронов перепутал направление и уверенно пошел в другую сторону от лестничного марша.
Охранник в серой униформе преградил ему путь.
– Вам туда! – указал он рукой на фойе.
– Заблудился, – смущенно оправдался Виктор.
На крыльце здания милиционеры остановились, закурили.
– Ну что, Ворон, теперь ты понял, почему в девятьсот семнадцатом году революция произошла? – спросил Ефремов. – Пришли крестьяне к барину поговорить о посевах, а он их велел взашей прогнать. Как нас с тобой. Крестьяне подумали малость и вернулись вечерком с вилами и косами, решили социальную справедливость восстанавливать. Знаешь, за что мне обидно? Этот Козодоев ведь был пионером и комсомольцем, ленинские зачеты сдавал, в тимуровском движении участвовал, а потом – раз! – и превратился в буржуя, в аристократа, для которого мы с тобой плебеи, недостойные даже короткой беседы.
– Он пьяный был или обкуренный. Глаза у него сверкали, как у религиозного фанатика перед алтарем.