Пуля для адмирала Кетлинского

Относительно готовности Балтийского флота к Первой Мировой войне, как и непогрешимости командующего Балтийским флотом Н. О. Эссена, весьма аргументировано пишет известный военно-морской историк Р.М. Мельников в своей книге «Линкор „Павел Первый“: „Вместо предполагавшейся, просто и ясно понимаемой, главной боевой задачи: сражения с превосходящими силами противника на артиллерийско-минной позиции – флот (имеется в виду именно Балтийский флот – В.Ш.) оказался в условиях борьбы, к которой был не готов. Хуже того – часть уроков той войны оказалась забыта. Достаточно указать на зачаточное состояние тральных сил, совершенно неудовлетворительные технику и боевую подготовку подводных лодок. Им из совершенных в 1915 г. 20 торпедных атак (выпущено 50 торпед) не удалась ни одна (А.В. Томашевич. „Подводные лодки в операциях русского флота на Балтийском море в 1914–1915 гг.“, М.,-Л., 1939 г.). В полной неподготовленности флота к артиллерийскому бою признавался сам Н.О. Эссен (дневниковая запись, приведенная в примечаниях к книге Р. Фирле. „Война на Балтийском море“, т 1, Л, 1926 г.)… Теперь приходилось на ходу импровизировать во множестве ранее не рассматривавшихся в штабах, новых боевых задачах. Как писал в 1924 году самый яркий представитель отечественной тактической мысли М.А. Петров, в предвоенное время вся работа тактики уходила преимущественно в решение задач, связанных со свойствами оружия (М.А. Петров. „Морская тактика Балтийского флота“, Л., 1924 г.). Прекрасно была обеспечена артиллерийская подготовка одиночного корабля (бой „Новика“ на Балтике), появилось искусство бригадной стрельбы („Пантелеймон“ в Черном море, против „Гебена“), хорошо налаженным считалось бригадное и полубригадное ведение огня. Всесторонне была освоена практика минных постановок. В остальном же, как В.А. Петров подчеркивал по собственному штабному опыту, повсеместно проявлялось "отсутствие заранее разработанной научной мысли и той работы, которая могла бы быть выполнена заблаговременно до начала войны… Свой вклад в неподготовленность флота к войне внес и Генмор (Генеральный Морской штаб – В.Ш.), который отклонил планы активных минных постановок, предлагавшиеся Н.О. Эссеном, и вычеркнул Моонзунд и острова из операционной зоны флота. Доля вины ложилась здесь на перерабатывающего предвоенный план операций А.В. Колчака (Морской журнал, № 28/4, Прага, 1930 г.). Пришлось силы и средства тратить на импровизацию в ходе войны, а для обороны островов спешно, в экстремальных условиях, строить далеко не оптимальные батареи в палубных, а не в башенных установках. Свою роль во всех этих просчетах сыграло и предубеждение Н.О. Эссена к штабной работе, которую он, по свидетельству С. Г. Тимирева, часто отождествлял с „канцелярщиной“, "почему и терпел ее лишь как неизбежное зло… Соответствующий (негативный – В.Ш.) настрой складывался и в штабе (имеется в виду именно штаб Балтийского флота – В.Ш.), отчего работа в нем шла „бессистемно, нервно, несогласованно“. Иначе и нельзя было справляться с ней при крайней малочисленности штаба. „Работа была живая, спору пет; но очень часто она делалась впустую и не доделывалась“ (С.Н. Тимирев. «Воспоминания морского офицера“, С-Пб, 1998 г.).

Я совсем не хочу опорочить память адмирала Эссена и окружавших его многочисленных талантливых офицеров-балтийцев, однако будем объективны, что в целом, и Балтийский, и Черноморский флот имели приблизительно одинаковый уровень боевой подготовки, так как возглавлялись адмиралами и офицерами, имевшими одинаковый уровень боевого опыта и оперативного мышления. В чем-то и где-то опережали балтийцы, где-то, наоборот, первенствовали черноморцы, что вполне естественно в соревновании двух любых стратегических объединений. Однако принижать реальные успехи Черноморского флота в силу лишь того, что во главе Балтийского находились в то время любимцы нынешних российских историков Н.О. Эссен и А.В. Колчак, по меньшей мере, непорядочно.

В книге своих воспоминаний «Флот» А.П. Лукин, так описывает отношение черноморских офицеров к своему командующему адмиралу Эбергарду: «Двужильный старик – звали мы его. Высокообразованный моряк, с благородной душой и рыцарским сердцем, старый холостяк, лингвист, и, как говорила молва, – женоненавистник. Человек государственного ума и огромного опыта. Флот его любил и почитал. Все глубоко жалели, когда он ушел. С мостика корабля он попал прямо в кресло Государственного Совета».

Неплохо лично относился к нему и император Николай, но непрекращающиеся доносы на старого адмирала и бесконечные интриги постепенно делали свое дело.